Мигом разлив по емкостям две поллитры портвешка 777, Вепрев прочувствованно сказал тост:
— За успешную клизмо-постановку! — и залпом выпил. Дамы последовали за ним. Портвешок слегка отдавал политурой, но в целом был неплох. Вепрев уже хотел было высказаться на эту тему, но тут, наконец, появился, Семенов с ведром, в котором весело плескалась мутная пенная жижа.
— О! Да тут литров пять! — заметил Вепрев. — Мне вас жалко, академик!
Машка рухнула от смеха.
— Ну да, да, — согласился жывотновод с оттенком досады в голосе. — Не гассчитал малость. С дгугой стогоны, от этого должен быть еще более блестящий эффект! Пгошу Вас, Сеггей Вгадимигович, спустите ваши… эээ… панталоны и пгимите необходимую позицию.
Вдребезги пьяный Бусыгин только и ждал этой команды. Он икнул, радостно подмигнул Машке, спустил штаны и брякнулся на пол на четыре кости…
— Прямо тут?! — Машка взвизгнула и закрыла лицо руками, но расставила пальчики, что бы ничего не пропустить.
— Слышь, мать, ты лучше портвейна принеси. Полирнуться бы надо. Тогда и процедуру заценим с комфортом — предложил Вепрев.
Машка кинулась к кровати, все еще красная, как вареный рак, и принесла, на всякий случай сразу три бутылки. Пока она разливала вино по емкостям, стыдливо отворачиваясь от сомнительных прелестей бусыгинских сморщенных гениталий, Семенов сноровисто вкатывал пациенту клизму за клизмой, весьма умело пользуясь пластиковой бутылкой.
— Ишь, ты, — восхитился Шурик — Ма-а-стер, бля.
Он был уже практически в драбадан и слова растягивались и сминались во рту, как конфетные обертки. — Вступайте в нашу церковь клизматологов! — пародируя американского телесвященника сказал Вепрев. — Клизмы сделают всех нас счастливее. Поставь себе клизму, сестра! И ты сестра! Поставь себе клизму и иди!
Через секунду все хохотали. Когда смех, наконец, утих, все вытерли слезы и взглянули на Бусыгина. Тот продолжал стоять на четвереньках. Потом встал, натянул штаны и присел к столу. На лице его читалась великая мировая скорбь.
— Не вышло. Ничего у вас не получилось. А я вам доверился…
— Подождите! — принялся оправдываться обескураженный Семенов. — Стоп! Надо подождать свегшения великого таинства пгигоды!
— А мы пока выпьем! — предложила Машка, еле связывая буквы в словах.
Компания чокнулась, отправила портвейн в животы и принялась ждать.
Через пять минут академик не выдержал.
— Ну, и где эффект? Где, ёмана, таинство твоей природы? Где? Ну, никакого позыва, паря!
Голос Бусыгина был преисполнен трагизма. Наверное, с такой же ноткой надрыва японский микадо объявлял о капитуляции перед союзниками в далеком 1945 году.
Вепрев не выдержал и буквально разрыдался от смеха. К нему присоединились Машка и Галина. Великий инженер обиженно приложился к бутылке с тремя семерками на борту. Потом налил в стакан водки и выпил залпом.
Веселое приключение с немыслимой процедурой всех изрядно развеселило и сняло напряжение. Все разговорились, расслабились, как будто и не было в их жизни этих злоключений по пещерам. Стаканы звякали стенками друг о друга, Семенов начал все чаще пить за любовь и томно посматривать на Галину, Шурика слегка клонило в сон, но спать не хотелось, потому что настроение было слишком уж хорошим, чтобы его взять и проспать. Он вспомнил свою, уже ставшую родной, пивную возле дома. Сейчас ему так не хватало знакомых рож собутыльников — старых приятелей! Захотелось домой, в полуподвальную квартирку, растянуться на кровати, почувствовать под рукой Машкин круп и спокойно лежать, изучая трещинки на потолке.
Машка вынула из кармана драгоценный камушек и золотое яичко. Красота! Она принялась задумчиво их рассматривать. Драгоценности переливались, подмигивали девушке, суля красивую жизнь. Она томно улыбнулась, представив себя на берегу теплого моря в солнечной турецкой Анталии, на горячем песке… Рядом — коктейль с зонтиком, доносятся восточные напевы, ее тело облачено в шикарный купальник от Армани. А вечером она в сопровождении мачо, у которого сквозь полупрозрачную белоснежную ткань рубашки проступают кубики пресса, едет на шикарном BMW по набережной с пальмами…
Вепрев увидел, как доцент-жывотновод Семенов со сладкой миной тискает под столом коленки Галины, что-то нашептывая ей в ушко. Та жеманно морщилась, прыскала в кулак, как первокурсница, обласканная вниманием ректора, делала вид, что отталкивает ветеринарские грабли, но одновременно подсовывалась все ближе, регулярно повторяя «ну, фу-у-у, что вы такое говорите в самом-то деле».
Шурик пожал плечами, отогнал мысли о доме, пивняках и своей постели и повернулся к Бусыгину.
— И все-таки, это, скажи-ка мне, академик, чо это за Интерфейс такой.
Инженер с трудом повернул голову в его сторону.
— Интер-фейс. Бо-гов?
— Ну да. Зачем он нужен?
— Понимаешь, ик, паря. Это сложный, ик механизм. Я бы назвал его пультом, ик, управления всем миром. Есси добересси до него, то все тебе будет пох! Вот, чо не захочешь, все можешь сделать, ик! Все, что хошь! Твори, пакости, грабь банки, ну, в общем, делай чо хошь. Меняй к лучшему, что ты там менять собрался. Или пришиби на корню… Да, о чем это мы? А? Ага, давай еще по одной… брат…
— Так, а чо ты до него не добрался? — спросил Вепрев подливая гению водки в щербатую кружку.
— А я че, я ниче, меня и так все устраивает, нах… мне тот интерфейс, что я крыса в лабиринте? — гениальный инженер замахнул стакан и продолжил, помахивая грязным указательным пальцем перед носом Вепрева. — Нет, я это… этот… как его…. человек! Да! Я — гений… У меня и так, ик… усе уже было… Есть, то есть… — А я, ииик, всем, мля, доволен. Мне и тут хорошо. Спокойно. Я перемены не люблю, иииик. Нах перемены!
— А мы как же?
— А вы как хотите! Я потому свой ключ с дневником и выкинул — авось, кому сгодится. Ииик!
— Ну ладно! А как попасть в лаз, ну, который того, к Кайфолому и прочим ведет?
— В лаз? Ща расскажу, — еле ворочая языком промычал старикашка, — сначала ииииик… ныряешь в унитаз, и в Граммофоне находишь ход к интерфейсу или, скам, пе…. иииик… щере этого Кайфолома.
— А что он там делает, ну, Кайфолом-то? — назойливо допытывался дотошный математик.
— Этот пацан, паря, ну, Кайфолом-то, он типа глюк-фишку золотую вставляет в заготовку пипла, ну, типа шарика такого, усек? Ииии-ик!
— И зачем это фишка? — не отставал Вепрев, пристально вглядываясь в развернутую карту.
— Ну, она, типа рандомно расставляет коэффицииии- иииик — иенты приоритета в матрице кайфа, и отсюда у пипла идут извраты или крутые выбросы крео, усек? Тык скыть, весь прогресс и изврат — от нее.
— Да, кстати! — внезапно слегка отрезвел гений-инженер, — ключ-то у тебя?
— Ага, — сообщил Вепрев, вытаскивая ключ из кармана, — и чо с ним делать?
— Вот попадем в пещеру Кайфолома — увидишь, я покажу! — это, паря, такой будет кайф, который не описать словами! Круче герыча!
— И как попасть в Кайфоломню? — спросил Вепрев, — тоже в унитаз нырять, что ли?
Морщинистая мордочка Бусыгина внезапно напряглась и застыла. Он уставился в одну точку на столе. Удивленно поднял брови. Потом резко скорчился. Откуда-то изнутри гения послышалось громкое урчание и бульканье. Бусыгин сжал губы. Сейчас его лицо напоминало мину спорстмена-олимпийца перед установлением мирового рекорда. В животе снова громыхнуло.
Все отвлеклись и посмотрели на инженера.
— Папаш, ты че это? Все нормально? — спросил Вепрев.
— Дядь Сереж, вы чо? Перепили что ли? — спрятав драгоценности обратно в карман, спросила Маша.
— Ммммммммм… — промычал Бусыгин, сидя колом и ни на что не реагируя, как будто парализованный изнутри.
— Ну, еще бы, — подумал Шурик, — столько бухла и лошадь свалит!
— Эээээээ…. — вдруг заблеял гениальный изобретатель, — эээээврика! Вот он, Момент Истины!
И старикашка метнулся в угол за занавеской, на ходу сдирая штаны.
Когда все поняли, в чем суть загадочного поведения инженера, спазм хохота прокатился по компании. Ржали так, что почти не слышали звуков, которые доносились из-за занавески. А там словно играл любительский духовой оркестр — тело старикашки то издавало протяжный бас, то ревело белугой, а сам Бусыгин крякал в истоме наслаждения.