Все бы ничего, но придрался окружной судья, объявившийся наутро в компании давешних шевалье и объяснивший, что традиции традициями, а совершенно свежий закон дуэли запрещает, типа пронзать надо было как-то менее выразительно. За убийство же проказника надлежит заключить в местную тюрьму, обдумать его вину и вынести вердикт, его же распутную спутницу препроводить в монастырь и там тоже подержать до выяснения. Хастред тоскливо оглядел стражников с алебардами, просиявшую от объявления распутной Тайанне и со вздохом предался в руки правосудия. Относиться к этим лицедеям со всей серьезностью и расчехлять двуручный боевой топор показалось ему неоправданно грубым выходом. Заодно замаячил прекрасный шанс вместо мордобития выступить в суде в свою защиту, а если срастаться и там не будет, то не зря же с рапирой упражнялся, да и из окон давно не выпрыгивал.
Возможно, злодею бы и не поздоровилось по итогам изысканного кранцузского правосудия, но тут опять нашелся вездесущий Чумп, посетивший его прямо в камере в компании палача. Хастред еще обратил внимание, что у человека в колпаке, вроде бы профессионала в обращении со всяким колюще-режущим оборудованием, чрезмерно острая реакция на совсем небольшой ножик у собственного паха. Состоялось красочное бегство со сшибанием, будто кеглей, сонных жандармов, лихой потасовкой в кабачке, где Чумп вписался как родной, качаясь на огромном колесе люстры наравне с местными шляпоголовыми, и посещением одного дома с экзотическим агрессивным освещением, о котором Хастред всегда будет запрещать себе вспоминать, но никогда не сможет забыть. А потом еще по традиции Чумп его затащил в какие-то катакомбы. Хастред и сам был не прочь глянуть, как выглядит драугр по-кранцузски, при их-то драугрском посмертном окоченении и полном неизяществе, но оказалось, что подобной нежити здесь не водится, а воевать пришлось с отвратительными живыми тварями, хищными то ли буйволами, то ли быками, то ли турами, разведенными местным магусом-генетиком. В сейфе у магуса нашлись немалые гранты на исследования, что характерно — в мешках, помеченных печатью королевского казначейства, но Чумп посоветовал не углубляться в теории заговора, пересыпал свою долю в заплечный сидор и испарился.
Вылезая на поверхность, Хастред ломал голову, где теперь искать Тайанне, ибо с его-то приметной внешностью даже свидетелей не особо поспрашиваешь, не призвав на свою голову преследования. Однако могучий столб черного дыма, бьющий в небо совсем неподалеку, навел его на кое-какие очевидные подозрения. Как впоследствии призналась эльфийка, монастырь ее ужасно разочаровал, потому что оказался чисто женским, никто даже не подумал предложить ей вступительную оргию, а в келье не было ничего почитать или выпить, зато были тараканы и засов с той стороны. Тараканы, кстати, наверное выжили. Да и монашки в прицельно и неопасно подожженных рясах очень бодро бегали и ныряли в ближайшие пруды и колодцы. Возможно, будут впредь знать, каково оно — не с теми связываться. Но с другой стороны, это ведь Кранция, когда она с тобой связывается, не оказаться не тем невозможно.
Далее на пути случился Уйчланд, прекрасная страна аккуратистов и педантов. Он был всем хорош — в меру суров, в меру опрятен, в меру умерен и разве что немного чудноват своей готовностью подхватывать призывы любых долбоклюев к губительному, а потом огребать за это по сусалам и долго расстраиваться. Около века назад именно отсюда, из Уйчланда, поднялась черная волна восстания некромантов, набравшая столь угрожающую мощь, что против нее пришлось выступать практически всем миром. Как эти благодушные белобрысые аборигены могли попустить такое, в голове Хастреда не укладывалось — ну да и бог с ним, рассудил он, с умилением наблюдая, как при поминании того косяка добрые уйчландцы брезгливо сплевывают и мучительно переживают. На целый мешок золотых кранцузских кюкю здесь можно было разгуляться. Тайанне проявила себя с неожиданной стороны, подвизавшись в чинном сообществе местных академических магов — слишком старых, чтобы быть бодрыми, и слишком умных, чтобы отказаться от общества особы в разы постарше их самих. Эльфов они тут не видели с самого восстания некромантов, да и тогда видели все больше знаменитые эльфийские стрелы, затмевающие по поверью солнце. Так что вопросов у них нашлось прилично, и Тайанне с большим удовольствием на все пыталась отвечать, втайне благодаря классическое образование. Хастред же для начала покурсировал по местным темным лесам, убедился, что ничего из ряда вон выдающегося там нет, да и перешел к бизнесу, о котором всякий приличный гоблин задумывается рано или поздно — построил небольшую чего-то-там-варню. Стоит отметить, что именно такое направление на стыке кулинарии и алхимии за века породила гоблинская цивилизация — ты валишь в котел все, что находишь, заливаешь водой, ставишь на огонь и смотришь, что получается. Если от этого растут волосы или это можно приятно выпить, не сразу сдохнув в конвульсиях — ты пытаешься это монетизировать. С пятисотой попытки Хастред набрел на рецепт, который можно было бы назвать золотым, если бы правдивее не было «золотушный»: прекрасный, насыщенный квас, отменно утоляющий жажду, восхищающий вкусовые рецепторы и с истинно гоблинским энтузиазмом вышибающий ворота на выходе. Гоблинская врожденная сопротивляемость магии не помогла ни на йоту от косного физического рецепта — после испытаний, проведенных самоотверженным Хастредом на себе, он похудел на полпуда и взял за правило не выходить из дома без целой кипы лопуха и сменной пары штанов, потому что квасок имел непростой норов и мог внезапно сработать даже через сутки после последнего принятия. Два местных козопаса и дудочник в коротких штанишках, привлеченные в рамках первой фазы клинических исследований, подтвердили безусловную эффективность препарата, причем дудочник поплатился жизнью, но виноват был сам — незачем было жадничать и выдувать целиком баклажку. Козопасы отделались легким переполохом и даже коз, перепуганных резким изменением состава атмосферы, изловили почти всех, а этот бедолага сгинул, провалившись в выгребную яму, после того как сгорбившись провел над ней два часа и сменил облик с розовощекого пухляша на посеревшего от страданий кощея. Легенда гласит, что когда его, уже безнадежно утопшего, извлекли добросердечные граждане с заткнутыми носами, он и посмертно потрудился на благо науки, продолжая извергать... ну вы поняли.