Когда Эберин принимал из рук девушки чашу с целебным питьём, то вдруг подумал, что готов поцеловать её, и тут же рассердился, отгоняя мятежные мысли. Он сделал последний глоток и, перед тем как уснуть, спросил, не встречала ли Теодезинда во время охоты старика с собакой. И снова прорицательнице удалось удивить его, когда он услышал её ответ: «Ансварт — хозяин этих гор, дух ущелий, пещер и гротов. Не тревожься о нём: здесь он везде у себя дома»…
Наутро Эберин всё ещё выглядел утомлённым, но рана на голове, как и ссадины на лице, начала подсыхать и затягиваться коркой. Он сумел встать с постели и, шатаясь, выйти из пещеры.
На фоне голубого неба в рассветных лучах багровели вершины гор. Воздух после ливня казался звонким, хрустальным; остро пахло мхами и мокрым камнем.
— Рада видеть тебя на ногах, мессир граф, — радостно приветствовала Эберина прорицательница. — Как ты себя чувствуешь?
— Немного дрожат ноги, а в остальном — хоть сейчас в битву! — бодро отозвался Эберин, но тут слабость на мгновение качнула его в сторону.
Ирис, которая сидела у костра, вскочила на ноги и помогла ему опуститься на бревно. И Эберин, помимо своей воли, улучил момент и как будто случайно прижался щекой к её щеке. Ирис ничем не выдала своего возмущения, и граф успокоился, решив, что девушка не заметила его уловки. Зато его самого прикосновение к тёплой нежной коже заставило на время забыть обо всех своих ранах.
Усевшись на бревне, рядом с Ирис, Эберин скосил глаза на её изящные щиколотки. Затем, сделав над собой усилие, перевёл взгляд на пламя костра.
На огне кипел котелок, в котором вместе с кусками мяса варились какие-то странные плоды и коренья. Теодезинда продолжала суетиться у костра: готовила съестные запасы, заворачивала их в сухие листья и перевязывала травой.
— Мы куда-то собираемся? — наконец спросил Эберин.
— Да.
— Куда?
— В долину Брасиды. — Голос Теодезинды звучал решительно. — Там нас ждут фризы во главе с вождём Альбуеном и остатки разбитых войск союзников. Туда мастер-приор Тарсис ведёт сеньоров, готовых сражаться за истинную наследницу ареморского престола. Там мы дадим бой армии Рихемира…
— Может, сначала всё же стоило бы попробовать с ним договориться? — высказал своё мнение Эберин, вспомнив о своей находке в монастырском архиве.
— Ты благороден и честен, граф Ормуа, — отозвалась Теодезинда с тихим вздохом, — такой же честности ты ищешь в других людях. Ты ищешь справедливости…
И потом прибавила с горькой усмешкой:
— Но ты заблуждаешься насчёт Рихемира: он не станет слушать тебя.
Глава 28
Ареморские сеньоры, присягнувшие Рихемиру в день его восшествия на престол, поздравляли его с победой. Все знали, что мятеж союзников, которых возглавили Бладаст Маконский и Розмунда, подавил Чёрный Вепрь, тем не менее лавры победителя достались королю.
Разгневанный король в отмщение за измену и бунт отдал замок господина Маконы на разграбление своим сеньорам и их солдатам. Жители замка, кто мог, спасались бегством в деревни или леса соседней Вальдоны. Среди тех, кто успел оставить крепость до того, как в неё ворвались солдаты королевской армии, были также граф Бладаст и графиня Монсегюр. Ходили слухи, будто главари мятежа бежали, облачившись в монашеские рясы.
В первую же ночь после падения Маконской крепости — оплота мятежных вассалов в замке было устроено грандиозное пиршество.
Солдаты притащили всё, что нашли в кладовых замка: куски вяленого окорока, колбасы, круги сыра, сушёную рыбу, мочёные яблоки, солёные грибы, пшеничный и ржаной хлеб; из разграбленного погребка графа Бладаста выкатили несколько бочек вина. Всеми овладело разнузданное веселье.
Рихемир восседал за столом, в тяжёлой мантии из пурпурного бархата, с венком из золотых листьев лавра на голове, держа в руках священный скипетр, некогда принадлежавший королю Клодину. Высокомерно поглядывая на перепившихся буйствующих сеньоров, Рихемир втайне упивался своим долгожданным могуществом.
Рядом с королём, по правую руку от него, озарённый мерцанием факелов, сидел маркиз Гундахар. Зрачок его единственного глаза отливал зловещим багровым блеском; воспалённое веко было красным от недосыпания и длительного застолья, сопровождавшегося обильными возлияниями. На сердце у маркиза было тяжело и смутно. Каждый раз, когда он думал о том, что Розмунде удалось выскользнуть из его рук, что она бежала из осаждённого замка вместе со своим любовником Бладастом, его охватывала ярость. Он уже не спрашивал себя, как они встретятся, что он ей скажет, как сделает, чтобы заставить её унижаться, мучиться и раскаиваться. Ему хотелось одного — только бы свидеться с ней снова.