Впереди возвышались Надражи — вокзал. Отсюда в четырнадцатом году Корней совершил первые шаги по Праге. Тогда он знал на чешском одну-единственную фразу: «Проминьте, не млувим чески, мужу млувит в руштыне». И Маринка еще была рядом.
Корней вынул телефон, набрал номер скорой помощи: сто пятьдесят пять.
— На трамвайной остановке мужчина травмирует сам себя. Он в крови.
Диспетчер записала адрес.
«Ты молодец, Корь. Теперь это их проблемы».
Но настроение было испорчено, а совесть имела свое мнение насчет случившегося.
Ругая психопата, Корней поплелся налево. Пустынная улочка полого спускалась к парку и Ботичу — обмельчавшей горной реке. По забавному стечению обстоятельств, называлась она Украинска и миролюбиво сосуществовала с улицами Петроградска и Новгородска. Ухоженные кусты, дома с классической черепицей, в четыре и шесть этажей.
Главные ориентиры — поликлиника, аптека, бомжиха на лавочке.
Корней прозвал ее Бабушкой Догмой — именно слово «Догма», набранное костистым шрифтом, ярче прочих слов выделялось на афише, которой кто-то залепил спинку скамейки. Потрепанный дождями плакат рекламировал позапрошлогодний рок-фестиваль, а «Догмой», видимо, именовалась какая-то играющая блэк-метал группа.
Тучная старуха с отекшими слоновьими ногами оккупировала лавочку, не оставив шанса соперникам. В капустном ворохе одежек, окруженная уймой узлов и пакетов, презрительно косящаяся на пражан, туристов и гастарбайтеров.
Бомжиха материализовывалась у поликлиники по вечерам и была для Корнея неотъемлемым элементом пейзажа, как вокзал или китайский магазинчик дальше по улице. Однажды, не застав ее, Корней искренне огорчился и дважды выходил на крыльцо, точно потерявший домашнего любимца сердобольный хозяин.
Но история закончилась хеппи-эндом: Бабушка Догма вернулась, шумно опорожнилась под аптекой и заняла свой пост.
Вот и сейчас она отдыхала, скрестив на груди руки. Ступни расположила так, чтобы касаться ими скарба. Будто опасалась, что воры умыкнут ее мусорные сокровища, стеклотару по две кроны за бутылку.
Обычно Бабушка Догма дефилировала в тинейджерской бейсболке с плоским козырьком, но сегодня, как бы напоминая о грядущей осени, она нахлобучила совершенно советского вида шапку-петушок.
— Знала бы ты, что я только что наблюдал…
Бездомная причмокивала во сне. Жесткие черные волоски обрамляли рот. Иногда она недовольно подергивала плечами.
До переезда в Чехию Корней не курил шесть лет — завязал в университете. То ли Маринка настояла, то ли утренний кашель надоел. Но ритм заграницы вынудил возобновить вредную привычку. Европейские цены на табак били по карману. Экономя, он смолил по три сигареты в день. Сейчас хотелось выкурить три подряд.
За поликлиникой взвыла сирена. Грузно шевельнулась Бабушка Догма.
«Отлично…» — выдохнул Корней, мысленно препровождая скорую помощь к трамвайной остановке, к полоумному фанату мороженого и каруселей. По крайней мере, Сектант не успеет убить себя. Этим вечером — не успеет.
«Галлюциногены в Праге? Да чем вам не угодили "Пльзень" с "Бехеровкой"?»
Он затянулся, вспоминая одноклассников — от клея их глаза становились такими же мутными. Пахну́ло сыростью бойлерной, интернатским туалетом, обработанным хлоркой. Корней швырнул окурок в урну и набрал код на домофоне.
Та жизнь закончилась. Отряхнулся и забыл.
В подъезде ни шатко ни валко шел ремонт. Потолки обросли алюминиевыми профилями для крепления панелей. У клетки лифта валялись планки, подвесы и декоративная плитка. В свое время Корней подивился наличию лифтов в четырехэтажных зданиях.
— Нет, ты видел?!
На первом этаже дядя Женя задумчиво изучал потолочную конструкцию.
— Что там? Здравствуйте.
Дядя Женя, не глядя, пожал Корнею руку.
— Говорю, видел, как эти труженики работают?
— Как?
— Как-как. Хреново. Полтора часа пожужжат дрелью, а результат — кот наплакал.
Сварщик дядя Женя приехал в Прагу из Ставрополя. Он изъяснялся на чешском бегло, с добротными вкраплениями русского мата. Девятого мая обклеил окна квартиры рисунками танков — так Корней и узнал, что сосед из СНГ. Завели беседу, выпили пиво. Дядя Женя приволок воблу — купил в русском магазине.
Усатые мужики ассоциировались у Корнея со вторым отчимом. А второй отчим был гораздо лучше первого и третьего. Рот дяди Жени подковали казацкие усищи. Он крутил то один ус, то второй и ворчал: