– Не припомню случая, чтобы что-то омрачало радость приближения к городу, – сказал Лис, сощуренные глаза которого смотрели на своих спутников с нескрываемым удивлением. – А после того, что пришлось пережить в этот переход, я думал, все будут плясать от счастья, увидев оазис. Что с вами, люди? Что же это за страх в ваших глазах? Чего вы боитесь? Или кого? Неужели горожан?
Хозяин каравана с некоторым сомнением взглянул на помощника.
– Не может быть, чтобы ты не чувствовал этого, – наконец, проговорил он.
– Я страж, а не жрец, – тот повел плечами, чувствуя некоторую неловкость от того, что его не коснулись общие для всех переживания.
Атен огляделся.
– Рани, – окликнул он находившуюся рядом невысокую тучную женщину – мать Ри.
Та быстро подошла, остановилась, ожидая, когда хозяин каравана объяснит, для чего она понадобилась.
– Лис спрашивает, – глядя в глаза женщины, начал Атен, – что за страх останавливает нас в двух шагах от столь долгожданного города.
– Разве ты не понимаешь? – Рани подняла на хозяина каравана удивленный взгляд.
– Я-то отлично понимаю, – Атен грустно усмехнулся. – Но Лис – нет.
– Почему же ты не объяснишь…
– Нас с Евсеем он считает жрецами, объяснений же ждет от простых людей. Я надеялся: ты поможешь.
– Почему бы нет? – Рани пожала плечами. Она быстро огляделась вокруг, нашла взглядом Шамаша, возвращавшегося к своей повозке, затем вновь повернулась к Лису, чтобы сказать: – Мы боимся потерять Его, – женщине не было нужды объяснять, Кого она имела в виду, когда все было понятно и так.
Эта краткая фраза… Она объясняла все, не скрывая истины за ворохом бесполезных блеклых слов, призванных защитить испытывавшую необъяснимую робость перед лицом правды душу.
Собственно, не было ничего удивительного в том, что искренность Шамаша, его стремление всегда говорить только правду и не оставлять ни один вопрос без ответа оказались заразнее, чем безумное поветрие. Его правилам начинали следовать, чтобы походить на того, в ком видели бога.
– Потерять?
– Ну, – та смутилась. Ей казалось странным, что кому-то приходится объяснять такие само собой разумеющиеся вещи. – Он шел с нами по пустыне. А теперь увидит город, так отличающийся от однообразия холодных снегов… Что если Он захочет остаться…?
Атен слушал и не слышал ни слова, смотрел на собеседников и видел их словно со стороны. Ему казалось, что все происходит не с ним, что он – лишь молчаливый свидетель чего-то необъяснимо далекого, отстраненного.
Люди, стоявшие вокруг… Они как будто превратились в рисунки из старых свитков.
Взгляни на знаки, испещряющие лист, и поймешь, что они чувствуют, чего боятся, а чего страстно хотят.
"Свитки, – мысли текли сами по себе, словно обретая собственное бытие, – достаточно развернуть лист, чтобы узнать будущее. Остановиться перед страшным, сулящем беды и опасности, и заглянуть в конец рукописи, спеша убедиться, что все будет хорошо, а значит никакие испытания не страшны… Если бы в жизни все было также просто…!" -Мы знаем Его великодушие. Однако… – продолжала тем временем женщина. – Людям свойственно в фантазиях ставить себя на место другого, чтобы вновь и вновь задаваться вопросом: "А как бы поступил я?"… И мы отвечаем, не в силах соврать своему сердцу… А мы – всего лишь простые смертные…
– И все же, – Лина, до этого мгновения стоявшая в стороне, подошла к ним, – есть одно утешение, – на ее губы легла улыбка, однако в ней было больше грусти, чем в пустыне снега. – Он ведь вечный странник…
Лис набрал полную грудь воздуха, сдерживая ярость, готовую выплеснуться.
– Знаете что? – нахмурившись, проговорил он. – Вот вы все время говорите, что верите в Шамаша…
– Конечно! – в один голос воскликнули обе женщины. – Ведь Он – повелитель небес!…
– Вот-вот, – помрачнев, продолжал воин. – Как раз в этом ваша беда: вы верите в Него, вместо того, чтобы доверять Ему.
Какое-то время его собеседники лишь ошарашено смотрели на Лиса, не в силах произнести ни слова, не то что достойно возразить.
"Это совсем не так!" – хотел воскликнуть Евсей, внутри которого все бурлило и клокотало. Он с каждым мигом все яснее ощущал, что душа готова вот-вот вывернуться наизнанку от яростного возмущения, замешанного на бурном сопротивлении, несогласии, нежелании принимать то, что не могло быть правдой потому, что это было просто невозможно!
– Лис, ну конечно мы доверяем Шамашу… Дело в том… – сколько он ни старался, слова никак не хотели складываться в фразы, соединяться друг с другом, образуя связанные мысли.
– Как ты можешь пытаться переубедить меня в чем-то, если сам до конца не уверен в своей вере…? Не важно, – он махнул рукой, прерывая свои размышления. Его брови сошлись на переносице, глаза сощурились.
Когда караванщик заговорил вновь, его голос звучал приглушенно, даже хрипло, словно скрывая сковавшее его напряжение.
– Если что и беспокоит меня, так это то, что в городе нам будет трудней сохранить тайну… Конечно, если Он пожелает, чтобы правда открылась, это понятно… Но если… Евсей, вот тебя готовили в служители… – он с шумом выдохнул – простонал. – Скажи… В городе есть способ обнаружить наделенного даром…?
– Да, конечно… – начал тот, но Лис прервал его:
– А бога?
– Ну… – Евсей растерялся. – Конечно, приход небожителя не может остаться незамеченным. Если, конечно, бог сам не захочет, чтобы все было иначе… Ведь все, что происходит, происходит только по Его воле… Хотя… Есть и другие боги…
Губитель, который вечно все портит… А еще господин Шамаш, не до конца оправившись от болезни, продолжает не просто странствовать по миру в людском теле, но считать себя человеком…