Словно стряхнув с себя охватившие его мысли, он вдруг по-новому взглянул на даму, которая вначале не произвела на него особого впечатления; ему не пришло в голову ничего, кроме вопроса, с чего вдруг она его об этом спрашивает, которого она, впрочем, не расслышала. Она лишь отложила в сторону свою сумочку и села рядом с ним, натянув юбку на колени. Она проделала это с такой уверенностью, легкостью и естественностью, что ему нечего было возразить. Потом они посмотрели друг на друга, он и она, и он что-то уловил в ее взгляде, о чем и поведал своей новой знакомой. Она сказала, что ее зовут Лючия и что они уже почти знакомы. Она ведь давно наблюдает за ним, поглядывая на него в течение всего вечера.
Ей понравилось его возбуждение, которое не ускользнуло от ее внимания. Она также поняла, что на душе у него не очень спокойно, поэтому сейчас и подсела к нему. Нет, выпить ей не хотелось, она лишь слегка прикоснулась своей рукой к его. Сначала она скучала, — люди здесь… Кремер, нет, он ее совсем не интересовал, она не понимала, что они в нем нашли, она не ушла отсюда до сих пор только из-за него, Левинсона. Так эта женщина, появившаяся здесь, наверное, под вечер (а он ее и не заметил), вошла в его жизнь, буквально вошла в нее, присела, заговорила с ним, внезапно и зримо оказалась совсем рядом — худенькая, бледная, с женственной фигурой, чувствительной душой и активно функционирующими слезными железами.
Эта женщина, которая особым образом посматривала на него, резко приблизилась к нему, и ему сразу стало ясно, что при всей пассивной мягкости и восприимчивости от нее исходило нечто цельное и законченное, вразумительность или решительность, которые и притягивали его в ней. Но в ней, казалось, было и что-то несчастливое. Хотя уже тогда в нем наметился порыв к легкому отторжению, своего рода оговорка, он тем не менее клюнул на нее. Фактически он вдруг ощутил, что она близкий ему человек. Во взгляде ее непроницаемых, как ему казалось, зеленых глаз, широко раскрытых перед ним и внушавших ему теплые ощущения, глаз, которые прямо и непосредственно взирали на него, хотя и, как он впоследствии выяснил, через контактные линзы, в этих глазах отражалась глубинная сущность взрослой женщины, плотское тепло которой он ощущал рядом с собой… Им не требовалось больше никаких разговоров, все уже давно было решено за них.
Они еще долго сидели так. О да, она знала Кремера, но не желала о нем говорить. Ей хотелось поразмышлять о чем-то прекрасном, о нем, Левинсоне, о глубинном смысле этой фамилии, может, у него есть еще имя в отличие от фамилии, нет, пожалуйста, не будем об этом, пусть будет как есть, «Левинсон» в его произношении звучало как-то правильно. Сегодня он был для нее просто Левинсоном, разве его это раздражало? Она прежде подсматривала за ним, когда он так вдохновенно говорил, нет, по сути дела, выражал свои мысли языком танца: его жестикулирующие руки, расстегнутые рукава рубашки, куртка на спинке стула… Он даже не мог сказать, что его поразило больше — ее непосредственность, темперамент или естественность, с которой он ее воспринимал. Короче говоря, он ощутил в себе оживление, внезапный приток тепла и вместе с тем трезвость; в нем, видимо, еще сохранилось нечто вроде упорства (может, в отношении Кремера?).
Итак, его настроение резко переменилось, он снова почувствовал себя сильным, деловито обвил ее шею своей рукой и, как рычагом, подтянул к себе. Так они и сидели лицом к лицу. Было уже без малого четыре утра, когда он окончательно решил для себя, что она стала частью его жизни. Заглянув в ее глаза, он прикасался своими губами к кончику ее носа, к подбородку, щекам и, наконец, к губам, причем именно на этом месте ему пришла в голову мысль, которую он немедленно высказал ей: странным образом это суть поведение, приемлемое с точки зрения культуры, если происходит смешение телесной жидкости одного индивида с другим. В ответ она посмотрела на него с улыбкой и не без гордости, заявив, что покидает сейчас это празднество, и поинтересовалась при этом, не хотел бы он составить ей компанию. Лючия с первого же момента решила, что они уйдут оттуда вместе, и дала ему это понять еще в фойе. В общем, она не оставила ему шанса решить по-другому, однако в ответ он лишь заметил, что по-другому и не хотел бы.