Впрочем, возможно, что в дреме слышатся чужие, не собственные слова, придуманные им самим, чужие слова, которые пригрезились ему… Он воспринимал того, его голос, видел его, того, оставаясь во власти собственного сновидения. Так, ему пригрезилось руководство по исполнению приговора, и от увиденного он проснулся, после чего весь измученный страхом лежал не сомкнув глаз, подавленный и глубоко несчастный, под боком у женщины, которая была ему чужой и с которой его больше почти ничего не связывало. Дата из календаря так и стояла перед глазами — сегодня в 10 часов — и это тесно переплеталось с другим указанием. Оторопев, как громом пораженный, он вскочил, полуголый стал копаться в своих вещах. Найдя свой календарик, он убедился в том, что запись сделана чернилами и им самим — сегодня в 10 часов, причем этот краткий миг до сих пор казался ему горше, чем все прочие. Он вышел в туалет, посмотрел на себя в зеркало — небритое лицо, растрепанные волосы, покрасневшие глаза, до его сознания мгновенно дошло это убожество… которое вместило в себя всю его жизнь. Кто же он, если кому-то позволено представлять его в таком виде, и что вообще от него осталось? А может, в нем пробивались зародыши сопротивления, еще неосознанного решения? Он снова лег рядом с ней, а она обняла, подтянула его к себе и прижалась к нему, как ребенок. Лючия положила на его тело свою руку, демонстрируя таким образом состояние естественного доверия между обоими. В ответ он и не пошевельнулся, чтобы поберечь ее сон. Он безмолвно вдыхал тепло обнаженного тела до тех пор, пока ее спокойное дыхание не убедило его, что она снова погрузилась в глубокий сон, который продолжался до самого утра. Он же все это время ощущал ее теплое дыхание.
Никогда ранее он не ощущал такую телесную близость с женщиной, как сейчас; никогда прежде не осознавал сомнительность их близости, ее преходящий характер, что казалось ему зыбким нечестным состоянием, которое он тем не менее вкушал как проявление единственно возможной близости, раздельного одиночества. В четыре утра, так и не поймав сон, он осознал, что то самое время — среда, 13-го числа, — имело конкретное отношение к его поручению. Он с удивительным спокойствием принял к сведению, что именно сейчас, в этот момент, этим утром — сегодня в 10 часов — он должен выполнить возложенное на него поручение… Себя, праздно возлежавшего на кровати, он воспринимал как туго соображающего, жалкого идиота-киллера и всерьез задавался вопросом об источнике своего тугодумства.