Год 1937-й. Приговор Высшей Военной Коллегии Верховного Суда СССР (прокурор — Вышинский, судья — Никитченко, будущий главный советский судья на Нюрнбергском процессе) гласил: десять лет лагерей. Папа отправился торной для того времени дорогой: Бутырка, Лефортово, Соловки, Норильск…
Конец 1940-х. Срок заключения истёк — остались ссылка и поражение в правах. В Норильске начали строить завод по производству тяжёлой воды, которая используется в качестве замедлителя нейтронов при ядерных реакциях, и папу назначили главным инженером. Но применять собирались термодиффузию, а не электролиз, и он отказался от должности, поскольку недостаточно разбирался в этом процессе. Это было спасением: завод так и не пошёл, и новый главный инженер покончил жизнь самоубийством.
Год 1951-й. Папа познакомился с нашей мамой. Она была «вольняшкой», приехала в Норильск по собственной воле. За связь со ссыльным её исключили из комсомола, выгнали с работы, выселили из общежития. В управлении НКВД пытались спасти от вражеских козней девичью идейную непорочность, маме предлагали отдельное жильё, которого офицеры ждали по нескольку лет, но она стояла насмерть!
Год 1952-й. В Норильске шла чистка. На Большой Земле готовилось «дело врачей». После него планировалось выселить из обеих столиц всех евреев — для них нужно было подготовить места в Заполярье. На ссыльных заводили новые дела, приговоры разнообразием не блистали: либо расстрел, либо высылка в лагеря на побережье Ледовитого океана и на острова в Белом море. Собственно, это была тоже казнь — только медленная. Папе определили Белое море. Узнав об этом, мама стала почти непреклонной: ей нужен официальный брак. Она хочет стать членом семьи врага народа! Тогда (даже в лагере!) ей будет легче пережить всё, что им уготовано. И папа сдался. На их свадьбе не было гостей, потому что он был уверен: он приготовил своей молодой (на семнадцать лет младше) жене не радость, а муки. Он фактически приговорил её к смерти.
Год 1953-й. В марте, через три с небольшим месяца после их одинокой свадьбы, умер Сталин.
К тому времени стало ясно, что из трёх дорог (философия, физика, литература), которые некогда открылись перед папой, осталась только писательская. Дело в том, что незадолго до этого одну из папиных научных работ, посвящённую производству тяжёлой воды, главный инженер Норильского металлургического комбината Логинов увёз в Москву, и она попала на стол Мамулову, заместителю Берии, курировавшему ГУЛАГ. Интерес врага народа к запретной теме вызвал у бдительного Степана Соломоновича подозрение. Строительство завода сорвалось — явное вредительство! А тут ещё это исследование… Не иначе этот гад подыскивает способ передать секреты Советского Союза Трумэну!
Логинов, вернувшись в Норильск, вызвал папу, запер дверь кабинета и сказал: «Пей — сколько влезет, баб заводи — сколько посчастливится, но науку пока оставь. Пусть они о тебе забудут! Я сам скажу, когда можно будет вернуться…» И он сказал, только разрешение это запоздало. Потом, после освобождения, папу звали в Курчатовский институт, но всё уже было решено.
Год 1955-й. Реабилитация. Она шла негладко. Тем, кого судили «тройки», было попроще. Но решение Верховного Суда мог отменить только сам Верховный Суд, а там была очередь. Наконец папу вызвали в Москву получать чистые документы. Генерал КГБ сказал: «Сергей Александрович, я поздравляю вас! И хочу предложить написать заявление против вашего судьи Никитченко. Сейчас он живёт у себя на даче, под домашним арестом. Нам нужен повод, чтобы завести на него дело». Папа отказался. Он не хотел, чтобы главный советский судья на Нюрнбергском процессе был признан преступником. Генерал засмеялся. «Везёт этому Никитченко! — сказал он. — Сами понимаете: вы не первый, кому мы это предлагаем. Но Иона Тимофеевич выбирал себе хороших обвиняемых: все отказались — и объяснили это так же, как вы».
А дальше наступила мирная жизнь.
Прежняя папина профессия напомнила о себе только в 1972 году, когда он написал повесть «Прометей раскованный», посвящённую западным физикам — создателям атомной бомбы. Книга попала в руки Я. Зельдовичу. Он и Г. Флёров разыскали папу и предложили ему написать о советских учёных. Они добились в ЦК КПСС разрешения на открытие архивов и посещение закрытых институтов — и в 1979 году вышла книга «Творцы» («Прометей раскованный-2»). Однако третья её часть, в которой говорилось о создании и об испытании бомбы, была запрещена, рукопись конфисковали. Правда, называлось это уже по-другому, да и проделано было поделикатней.