Адель не видела, но зачем-то кивнула. Она испытывала к девочке смешанные чувства: зависть из-за полной семьи и спокойного прохода на гору, недоверие из-за сходства с Лаурой, неловкость из-за неумения общаться с детьми (и, откровенно говоря, с людьми в целом) и невольное уважение вкупе с благодарностью, разделившееся поровну на всю семью. Катаржина явно была проще, поэтому она подняла голову и наивно спросила:
— А почему ты с нами? Как так вышло, что у тебя это первый раз?
В вопросе девочки не было ни злобы, ни лукавства, она действительно не знала и хотела знать. Открытый, ждущий взгляд всколыхнул в Адель застарелое раздражение, но она сдержалась. Что отвечать? В двух словах и не расскажешь такое.
— Ой, прости, — неожиданно добавила Катка. — У тебя поздно начались, да? Извини, я не подумала…
— Нет-нет, я здорова, — Адель наконец смогла разлепить губы и никого не проклясть при этом. — Так вышло не по моей вине. Я однажды уже приходила на гору, но они меня выгнали.
— За что? — искренне удивилась сестричка Милоша. — Ты ведь такая же, как мы.
Такая же, как они… И верно, и неверно одновременно. Адель замялась, оглянувшись через плечо на пани Росицкую: её причёсывали, и это было надолго. Кажется, она сказала что-то вроде — «подождите, я скоро», да им в любом случае некуда податься… Придётся ждать.
— Это долгая история.
— Но мне интересно, и я люблю истории, — сказала Катаржина. — Никто не рассказывает лучше моего брата, но мне всё равно интересно!
Адель, имевшая привычку слушать Милоша вполуха, была вынуждена согласиться. Наверное, на родном языке и дома его и вовсе невозможно остановить.
— Моя прабабушка была сильной ведьмой, — заговорила Адель, подспудно надеясь, что пани Эльжбета освободится скоро и ей не придётся говорить долго. — Может, ты слышала про Анну Гёльди. Её несправедливо казнили, и из-за этого…
— Ты говоришь с конца, — заметила Катка. Адель не удержалась от нервного смешка: милая девочка цеплялась к словам и сути в точности как её вредный братец, будь он сотню раз неладен.
— Ну, хорошо, — по неизвестной ей причине Адель не разозлилась. — Анна родилась и жила в Швейцарии. В детстве ей было нелегко, пришлось очень рано работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь, — она говорила нескладно и без особой охоты, но слово за слово не раз слышанная история обретала живость. — В основном она прислуживала в более богатых семьях. Не все женщины могут не бояться быть ведьмой, как твоя мама… Анна была очень способной, но ей хотелось обычной жизни, не хотелось жить в бегах и бояться суда, и тогда она отказывалась от всякой связи с другими магами, потому что сильно любила человека.
— И у них были дети?
— Да, мы с братом — их потомки. Прадедушку звали Мельхиор, — губы Адель тронула улыбка: она вспомнила о собаке. — К сожалению, они никак не могли быть вместе из-за разницы в статусе, но хотя бы тот ребёнок уцелел… Анне пришлось покинуть дом Мельхиора, где она работала, и дальше всё стало ещё хуже.
— Она сделала что-то плохое?
— Нет, — с усилием ответила Адель. Пальцы против воли сжались в кулаки от этого вопроса. — Она ничего такого не делала. Когда она пришла работать в новую семью, к ней стал приставать хозяин… В смысле, отец семьи, ты поняла меня. Наверное, Анна всё ещё любила Мельхиора и отвергла этого человека, а он не стерпел этого. Он её подставил…
Адель упустила ту часть, которую рассказывали сплетницы: о том, что Якоб Чуди изнасиловал Анну, о том, что Якоб Чуди подговаривал дочерей; о том, что Якоб Чуди был добрейшим человеком с незапятнанной репутацией, а испортила всё его служанка. Всего этого она не знала наверняка, а история и без того выходила путанной донельзя.
— В общем, в один день дочери хозяина почувствовали себя плохо, и в этом обвинили Анну, которую уже подозревали в ведьмовстве.
— Как именно? — деловито осведомилась Катка, и Адель вспомнила, что говорит с наследственной ведьмой.
— В их завтраке нашли раскрошенные иглы. То ли они были отравлены, то ли ободрали девочкам горло, в этом никто сейчас не сходится. Иглы, конечно, наводили на мысли о ведьме… но это была не она.
Катаржина осторожно заметила, что этого никто не знает наверняка. Адель согласилась, думая о другом: в её голове одна за другой вспыхивали картины всего, что было с Анной потом. Вот уж где свидетелей хватало с лихвой! Унизительные и изначально несправедливые судебные процессы, пытки на дыбе, вырванное признание в сговоре с Дьяволом… Того, что она созналась в ведьмовстве, было недостаточно: до тех пор, пока не упомянут главный враг господень, люди не могли успокоиться, и это говорило о том, что для них магия в первую и единственную очередь является препоной для Бога, и уж потом, при случае, магией.