— Во-первых, они в самом деле предлагали нам деньги, но я отказался, — тем же тоном заговорил Арман. — Во-вторых, каждому члену группы вручили деньги на расходы в путешествии, охранные амулеты и прочее — их я взял, после того как взяли все. В-третьих, ты думаешь, мама бы хотела, чтобы мы всю жизнь прожили в одиночестве и ненависти? Папа бы хотел? Она сама много раз пыталась наладить дружбу с сообществом, только ты этого так и не поняла.
Они редко говорили о родителях, не желая причинять друг другу боль или боясь, что чужая боль не будет равняться собственной. Поэтому упоминание обоих было крайней мерой, намекавшей на то, что Арман действительно зол: чего-чего, а сдерживаться он умел. Адель молча снесла удар, понимая, что заслужила гораздо худшего — после всего-то, что она ему наговорила… Хоть и согласилась на эту авантюру ради брата, всё равно сделала только хуже.
Больше он ничего не сказал. Через какое-то время забрал зонт из окоченевшей руки сестры, поднял над ними обоими и ласковым пинком прогнал Мельхиора в дом. Чёрный цвет, постоянный цвет одежды Гёльди, а также их единственного зонта, и то казался ярче, чем весь город на холме.
— Почему я до сих пор не убила себя? — Адель не знала, что сказать после всех заезженных «ты был прав», «я безмерно виновата» и «я тебя не заслуживаю». — Можно подумать, я не люблю тебя…
— Где связь? — сухо спросил Арман.
— Я причиняю тебе только боль.
— Да, радости у нас мало. Но ты решила, если я останусь без тебя, мне не будет больнее. Зачем я тогда помогал тебе все эти годы, а ты — мне? И, чёрт возьми, неужели ты правда не хочешь реализовать свои силы? Какая разница, на что и для кого? Прабабушка тоже была частью магии, Адель, она была сама магия. Отрицая миссию, ты отрицаешь и её тоже.
— Прабабушка была сама по себе…
— Мы этого не знаем. И теперь, как ты могла заметить, никто уже не сам по себе. Не знаю, как тебе объяснить, но я очень хорошо это чувствую, — Арман отвлёкся, видимо, всерьёз заинтересованный в миссии. Адель с трудом вспомнила, в чём она вообще заключалась, но память о книге расставила всё по местам. — Ты не можешь всю жизнь только ненавидеть, — добавил Арман.
Адель не только ненавидела — ещё она боялась, и она любила. Всё это смешивалось в один комок неразборчивых чувств, из которых только ненависть не имела отношения к брату. Она не знала, как сказать ему об этом, потому что случаи подворачивались только такие — когда Адель была виновата, и любое её слово показалось бы заглаживанием вины и не более того. В другое время Арман понимал её с полуслова и сам говорил, что знает, какая она на самом деле. Чаще всего они обходились без слов.
А ведь если б они поменялись местами, она бы не выдержала… Видит древний дух, на месте Армана Адель бы если не ушла, то давным-давно начала бы отвечать словом на слово и гневом на гнев. Хорошо, что брат уродился оборотнем — для него справляться с эмоциями было куда проще… на первый взгляд. Легче не становилось, ведь что он чувствовал на самом деле, Адель никогда не знала — кроме того единственного раза, когда он был маленьким мальчиком, плачущим в подземелье.
— Ты сможешь меня ударить, если потребуется? — осенило Адель. Судя по лицу Армана, он тоже такого вопроса не ожидал. — Я знаю, мы это обсуждали, перед тем как пойти в замок…
— Такого мы явно не обсуждали.
— Нет, ты дослушай. Мы договорились на условии, что я буду стараться вести себя прилично, а ты будешь меня удерживать, помнишь? Чтобы у нас появился шанс стать своими.
— Ну, помню, — с опаской признал Арман. — При чём здесь ударить?
— Я никчёмная неуправляемая бешеная дура, и никакие обещания не работают, когда я теряю контроль, — безжалостно охарактеризовала себя Адель. Она делала так сотни раз, когда приходила в себя, и брат постоянно заверял, что знает — она не со зла… — Так что я тебя ещё раз спрашиваю — ты сможешь меня ударить? Не знаю, хотя бы бросить на пол, воды в лицо плеснуть… А то ты такой правильный, я боюсь, это будет сложно, но если иначе я не понимаю… Я не буду потом злиться, когда приду в себя, честное слово; я сейчас в здравом уме, и я сама это предложила. Ар… — брат странно покачнулся и прикрыл рот кулаком. — Арман?
— О, — только и смог сказать он, безудержно хохоча. — О, ради всего… святого, как эти выражаются… Адель! Ты слишком хорошего мнения обо мне… Если бы у меня была возможность, я бы давал тебе затрещину после… после каждого твоего…