Милошу уже доводилось наблюдать, как Бер поступается правилами или идёт резко против вышестоящих, как было с Хольцером или мадам дю Белле, но сегодня он превзошёл себя. Или сошёл с ума. Его лицо ничего не выражало, а светлые глаза смотрели в упор на Хартманна. То, что он предпочёл задержать старейшин, а не его, навело присутствующих на одну весьма разумную мысль.
– Да это же заговор! – воскликнул Свен, ударив себя в грудь. – Заговор Пруссии! Вы… вы заодно!
– Дурость какая, – пробормотал пан Михаил, внимательно за ними наблюдавший. Милош прислушался. – Если б то была Пруссия, Юрген был бы на свободе, либо это другой заговор.
– Это не заговор, – спокойно ответил Берингар. – Я всего лишь выполняю свои обязанности, чётко оговоренные между мной и советом старейшин и неоднократно подтверждённые в письменном виде. Книга чародеяний приняла решение, принял его и новый владелец, и совет старейшин. Насколько мне известно, это главное условие после голосования, и у всех перечисленных событий достаточно свидетелей. Всё сходится, и я считаю своим долгом пресечь ваше недоверие.
– Не всё, – поправила Моргана, вернув самообладание и почти не глядя на полоску заговорённой стали под своим носом. – Не сходится личность человека, за которого голосовали, с его возможностями. Мы не можем этого допустить.
– Докажите, что это вы, – потребовал крючконосый сосед Мерлина. – Докажите, герр Хартманн, и книга ваша.
Посол пожал плечами и обернулся к толпе, ожидая то ли вопросов, то ли поддержки. Толпа подавленно молчала. И заклятые враги были бы рады завопить – вот, я так и думал, Роберт всё время вёл себя странно! Но Роберт не вёл себя странно, и каждый, кто хоть немного знал его, мог это подтвердить.
– Вы что, – неуверенно сказал Хольцер. – Это же наш Роберт.
– Верно, – согласилась Чайома. Как бы она ни относилась к Хартманну, она была честна с собой и окружающими. – Лис всегда остаётся лисом, и добрые, и дурные стороны его души мне видны, как на ладони.
– Такой же великий человек, – с уважением сказал Хольцер, продолжая подлизываться.
– Такая же хитрая дрянь, – еле слышно буркнул кто-то из французской стражи.
Милош поглядел на отца, тот кивнул, не поворачивая головы. И пан Росицкий подтверждает, он в своё время неплохо знал Хартманна… Милош решил, что ему в голову лезет всякая чушь, а потом зачем-то снова посмотрел на Берингара. Тот, похоже, уже ни в чём не сомневался. Много ли в колдовстве способов выдать себя за другого человека? Некачественных – полно, такой морок рассеивается по щелчку пальцев. Но ни у кого из присутствующих глаза не заволокло, и подозрительных зелий с утра никто не пил, и не наводил порчу, и вымуштрованные стражники-чародеи заметили бы странные запахи или звуки. Да и книга… Похоже, скоро другие догадаются о том, о чём Милошу по-прежнему не хотелось даже думать.
– Обыщите его комнаты! – выкрикнул кто-то из толпы. Стража не шелохнулась: они подчинялись, пусть и не всегда охотно, совету старейшин и Берингару, но старейшинам было боязно распоряжаться из-за берингарова клинка. По большому счёту, только это и уберегло господина посла от заслуженного обыска профессиональных нюхачей, это и дальнейшее вмешательство мадам дю Белле.
– Господа, мне известно, как проверить это, – неожиданно выступила мадам. Голос её был холодным, холоднее стали. – Вам известно, что мы с Робертом старые друзья. Есть вещи, которые может знать только он, но я считаю их достаточно личными для себя, чтобы расспрашивать подробно… так что мы снова загнаны в ловушку доверия. Скажите, мне вы доверяете?
Старейшины коротко посовещались и ответили, выглядывая из-за светящегося клинка:
– Да-да. Доверяем.
– Мы вам доверяем, Вивиан дю Белле.
– Хорошо, – теперь мадам смотрела только на Хартманна. В её взгляде не было ни тепла, ни жалости, и Милошу почему-то вспомнился её фарфоровый сервиз, кабинет и сухой голос, которым госпожа посол спорила с Берингаром. – Роберт, если это вы…
Кажется, она не на шутку насторожилась или что-то заподозрила. Все молчали. Хартманн одарил мадам дю Белле долгим взглядом, в котором безошибочно читалась боль. Милош ждал, подспудно надеясь, что посол сейчас ошибётся. Или не ошибётся. Проклятое пламя, он не имел понятия, чего хочет теперь.
Мадам колебалась с вопросом, и Хартманн опередил её:
– О чём мне рассказать им, Вивиан? О театре «Одеон»? О том, что было в Сен-Дени, или, быть может, о наших встречах в венской опере?.. Признаться, я никогда не думал, что придётся вот так… Хотя о чём это я, – старый лис героически улыбнулся, примиряясь с судьбой, – мы, дипломаты, люди циничные и чёрствые, любая тайна становится инструментом в наших руках.