Зря.
Сначала завизжали девочки и зазвенела посуда — надо полагать, Милош ворвался прямо во время ужина. Заорали коты, которым немедленно наступили на все имеющиеся хвосты. На лестнице раздался топот: это стремительно спускались папа и брат, оба с пистолетами в руках. Но лучше всех повела себя матушка — она с залихватским свистом задрала юбки и выпрыгнула в окно.
Первые несколько секунд Милош просто был рад всех видеть, а потом сообразил, что дело пахнет даже не жареным — сгоревшим до угольков. Дело в том, что встревоженные родичи, столь самоотверженно бросившиеся ему на помощь, не обнаружили возле дома никого подозрительного, а на Милоше не нашли ни единой царапины и вообще никаких следов насилия. Если папа вздохнул с облегчением, то все остальные совершенно естественно возмутились и перенаправили свою боевую мощь на самого Милоша.
***
— Так тебе и надо, — мстительно сказал Корнель, ставя, впрочем, перед братом чашку чая. — Думать будешь головой. Может быть…
Милош промолчал. С тех пор, как его привели в чувство после атаки трёх ведьм сразу, он предпочитал рта не раскрывать.
— Мы же испугались, — пожурила брата Катка, шмыгнув носом. Ей было жалко Милоша, и ей было обидно за то, что он соврал, и ещё ей было страшно, потому что пани Росицкая до сих пор билась током.
Милош ничего не ответил, с каким-то отстранённым выражением лица принимая от неё кусочек булки. Да, Катаржина очень испугалась. Так испугалась, что любимого брата отшвырнуло на противоположный конец улицы прямо на порог соседям. Пришлось говорить, что споткнулся о порожек…
— Если бы тебя преследовали, мне бы сказала пани бабушка, — поделилась мыслью мама. Она успокоилась быстрее всех исключительно благодаря многолетнему опыту, а ещё потому что больше некому было приводить в чувство пострадавшего сына. — Но пани бабушка ничего мне не говорила, а мы виделись ещё с утра.
Милош только вздохнул. Он видел бабушку полчаса назад, и что-то ему это не шибко помогло.
— Я так и знал, — вздыхал пан Росицкий, то и дело вставая с кресла и выглядывая в окно. Шторы, расшитые кошачьими мордами и цветами, ритмично вздрагивали от его вздохов. — Я же говорил. Я так и думал!
— Мы умрём от голода, — вспомнила Хана ни к селу ни к городу. Она уже подросла и лучше понимала, что говорят взрослые, но прямо сейчас была слишком увлечена игрой с кошачьим хвостом: пёстрый котяра лениво помахивал им, а Хана пыталась поймать пушистый кончик без помощи магии.
Милош и на это ничего не сказал. Тогда Корнель расстроился, что они перестарались, и неловко потрогал брата за плечо:
— Да ладно тебе, бывает. Ты же знаешь, что мы не со зла…
— Корнелик, дорогой, ради всего на свете, закрой рот и не попадайся мне на глаза, — на одном дыхании выпалил Милош, и Корнель тут же успокоился, с удовольствием ответив ему такой же едкой тирадой.
Через какое-то время душевное равновесие в семействе Росицких было восстановлено, и Милош наконец-то смог рассказать о событиях дня. Он охрип, пока рассказывал: Корнеля интересовали послы, папу — старейшины, маму — ведьмы, Катку — замок, а Хану интересовало, были ли в замке коты. Когда внимание самой маленькой ведьмы было удовлетворено, её отправили спать; Катка хотела послушать остальное, и ей, как более взрослой, разрешили посидеть со всеми.
Милош тратил всё своё красноречие, описывая несостоявшихся членов группы, периодически прикладываясь к чашке чая, заботливо пополняемой родичами по очереди. Он всё не мог понять, что за странное чувство его преследует, помимо лёгкого озноба после матушкиной атаки, а потом сообразил. Напротив Милоша, на краю дивана, сидела Катка и слушала с раскрытым ртом: её косички, непослушные и растрёпанные, лежали кое-как на плечах, а из кармана платьица торчала недоделанная кукла вуду. Лаура! Вот почему, проклятое пламя, он так за неё душой болел! Лаура Хольцер настолько сильно напомнила Милошу родную сестру, что он просто не мог поступить иначе.
— Вообще-то, это из-за меня, — неожиданно для самого себя сказал он. — Если бы я не поставил точку, Арман мог и по-другому решить, или Барбара, или кто-то из них. Но времени оставалось так мало, а Лаура…
— Лаура бы всё равно прошла, — поджала губы мама. Она не имела ничего лично против девочки, скорее, переживала за неё. — Раз ты говоришь, что выбор стоял между ней и Барбарой… очевидно, очевидно. Но кто знает, может, так лучше.
— Так хуже, — не согласился Милош и ойкнул, задев чашкой царапину на губе. Это, кажется, от кота, а не от сестёр. — Адель её заживо съест. Была бы Барбара…
— А вы позволите? — усомнился папа. — Всё-таки целых трое мужчин, и ещё писарь… Нет, дорогая, я ничего такого не имел в виду…