Звякнули кружками, выпили, попросили ещё. Приободрившийся Милош живописал, как они с Арманом, волками и лягушкой коротали время на озёрном берегу, Арман слушал, поддакивал и гадал, что же такое ему померещилось в словах Берингара. Или в самом Берингаре? Нет, сейчас он не искал подвоха или угрозы для себя и сестры, просто что-то показалось…
— Ну и пара моих скромных выстрелов, — совершенно нескромно закончил Милош. — Думаю, если тебе нужно для отчёта, по сегодняшним приключениям все заслуги присудить Арману.
— Пожалуй, — светлые глаза Берингара остановились на оборотне. — Я в самом деле впечатлён. Это было опасно, но лучше глупый благородный риск, чем никакого риска.
Арман кивнул, собираясь с мыслями. Они только перешли на «ты», и он учился воспринимать Берингара, как равного. Почему-то выходило совсем другое: он смотрел на него и видел себя полсуток назад. Поставив себя на чужое место, Арман в конце концов догадался.
— Я надеюсь, ты себя не пропустишь при перечислении наших заслуг, — сказал он. Берингар не ответил, сделав вид, что занят мясом, но этого было достаточно. — Ради духов!
— При чём здесь духи? — спокойно переспросил Берингар. — Я действительно не считаю, что сделал что-то выдающееся, только это не повод для вашего беспокойства.
— Да как же, — возмутился Арман. Он уже разошёлся и переборол свою стадию бесполезности, а видеть, как этот непоколебимый на первый взгляд человек сомневается в себе, было как-то слишком. — Можно подумать, мы бы без твоей помощи нашли все эти следы!
— Нашли бы. Способности Адель…
— Некоторые способности Адель притупляются, когда она в бешенстве, но я этого не говорил. В любом случае…
— Ерунда ваши следы, — отмахнулся Милош. — Заслуги то, заслуги сё… Вы не видите главного, друзья мои. Без пана Берингара мы бы пальцем о палец не ударили и вообще никуда не пошли, а если бы пошли, то разбежались бы, как тараканы по кухне, и сожгли деревню. Как по мне, командовать такой компанией — уже заслуга, — сделав паузу для глотка, он пробормотал что-то нелестное в адрес местной выпивки и договорил: — Все друг друга похвалили, я полагаю? Мы можем наконец поговорить о главном?
— Что у тебя главное? — уточнил Арман, надеясь, что речь идёт о долгом беспробудном сне.
— У меня? Это личное, а вот у нас — оставленные наверху ведьмы.
Все трое сразу почувствовали себя неуютно. Без враждебно настроенных девушек и с дешёвым вином как-то слишком хорошо сиделось, чтобы это было правдой, а ведь в самом деле — от них ни слуху ни духу довольно давно. Адель и Лаура могли втихаря проклясть друг дружку, впрочем, тогда бы весь дом ходуном ходил.
— Их стоит проверить, — заметил Берингар, оставаясь на месте.
— Точно пора, — кивнул Арман, никуда не спеша. Милош скорчил гримасу и отправился наверх, пересчитывая тростью ступеньки.
Армана неумолимо клонило в сон, и он наблюдал за Берингаром из-под прикрытых век. Навык незаметно засыпать в незнакомых местах у него был с детства, как и умение слушать, притворяясь неслышащим. Чему только не научишься в бегах… Вот и теперь он не мог позволить себе расслабиться не столько из-за пьяного шума за спиной, сколько из-за скрытного чародея перед глазами. Только ему показалось, что он стал лучше понимать Берингара, как тот снова замуровал себя в лёд и не подавал никаких признаков усталости, никаких намёков на дальнейший разговор.
Но не мог же такой, как он, отослать Милоша просто так. Им явно было, что обсудить, и этим чем-то могла быть только Адель. Берингар продолжал молчать, методично расправляясь с оставшейся закуской и поглядывая на лестницу в ожидании новостей. В тусклом рыжеватом свете бледность его кожи и волос приобретала более живой оттенок, и Арман впервые задумался, сколько этому изваянию может быть лет. Вряд ли сильно много…
— У Адель все задатки легендарной злодейки, — задумчиво сказал Берингар без всяких предисловий. — Я предполагал это, хотя и не знал, как они проявятся. Рад знать, что она способна держать себя в руках и использовать эти качества с пользой.
Арман заставил себя улыбнуться с благодарностью, хотя прямо сейчас согласиться не мог никак, даже как брат. Он, конечно, рад… очень рад, что сестрица сдержалась, пригодилась и всё такое, но усталое сердце не могло больше вести себя благородно — ему было больно и обидно за себя самого, которому прилетали все шишки. Но признаться в этом сейчас — загубить все их шансы и испортить будущее сестры. Арман понимал, что его обида пройдёт наутро, как однажды пройдёт ожог, и вообще он ещё не до конца перестроился с мышления ребёнка. Это не повод подставлять Адель перед человеком, от которого во многом зависит их судьба.