— Успокоилась? — еле слышно спросил Арман. — Ну и хорошо…
— Да. Прости меня, — она с затаённой болью поглядела на брата. Лучше бы он выбрал другой способ переубедить Жозефину! Конечно, к утру он снова наберётся сил, но сейчас выглядит почти мёртвым. И опять из-за неё.
— Я знаю, что ты не можешь это контролировать, — с усилием выговорил Арман, тратя последние силы на то, что говорил уже сотню раз. — И я тебя не виню, просто делаю, что могу, чтобы нам жилось проще. Ты бы ведь не пошла извиняться, если б я попросил.
— Не пошла бы. Спасибо, братец, я всё знаю, иди отдыхай…
— Ну уж нет, — возмутился он и вяло оперся на стол, отпихнув ластившегося Мельхиора. — Хоть бы накормила, хозяюшка! Между прочим, тебе ещё мужа кормить, да-да…
— Что-о?!
Арман с явным удовольствием пересказал ей весь свой рыночный бред. Адель могла только радоваться, что он такой умный — дождался, пока приступ ярости отпустит, сменившись приступом вины! Конечно, теперь Адель простила бы даже байку о женихе, тем более что это всего лишь выдумка. Ей и раньше приходила в голову мысль прикрываться перед обществом несуществующим поклонником, но сама идея замужества настолько претила Адель, что она вечно об этом забывала. Арман помнил. Он вообще, умница, всё помнит.
— Вот ты заноза, — выдохнула Адель в конце рассказа. — Значит, я теперь подружка Жозефины и невеста чёрт знает кого.
— «Спасибо, братец», — закатил глаза Арман, передразнивая её голос. — «Иди отдыхай…», «Вот заноза!», ты определись!
— Сам знаешь, кто ты, — ехидно улыбнулась Адель. В таких полушутливых перепалках ей было проще общаться, и брат это отлично знал, подыгрывая при каждом удобном случае. Иногда играть приходилось так часто, что Адель забывала, каков он настоящий. — Арман…
— М-м?
— Ничего… Если не устал, вычеши Мельхиора, он снова шарился по кустам.
Беспородный чёрный пёс на вид был страшен, как смертный грех: отпугивал соседей, лаял на ворон, всячески символизировал посланника Дьявола и так далее. Потому его и подобрали — Анна Гёльди в пыточном бреду говорила о чёрной собаке, в виде которой к ней явился Сатана, и потомки решили, что обязаны увековечить память предвестника беды. Скорее всего, никого Анна не видела: она давала показания под сильнейшей болью, да и зачем настоящей ведьме прибегать к церковным оправданиям? Мельхиор всегда напоминал о той, кому они обязаны и силой, и слабостью, а назвали его в честь прадедушки, который осмелился полюбить ведьму. [2]
Сегодня Мельхиор принёс домой речного жука и двух божьих коровок. Арман лениво вытащил насекомых из-за ушей пса и потрепал по загривку, насколько хватило сил. Адель в это время грела почти пустую кастрюлю: оставалось только немного каши на одного человека, и то прилипшей к стенкам. На рынок Адель выходить опасалась: она уже поняла, чем чревато дурное настроение одинокой ведьмы.
В тишине старчески скрипел пол, шумно чесался Мельхиор, пытаясь избавиться от памяти о жуках и блохах. Арман бездумно смотрел перед собой, почти не двигаясь, только уронив руку на голову беспокойного пса; Адель часто видела его таким, измотанным после своих превращений, и не мешала, даже если это стоило ей нескольких часов ожидания. Они оба были очень странными даже по чародейским меркам и уживались друг с другом в силу родства, привычки и одиночества, раз и навсегда сблизившего их после смерти родителей. Сестра сходит с ума от запертой в себе силы и способна в приступе бешенства разнести дом? Ничего, бывает. Брат может превратиться почти в любое живое существо, а потом выйти из строя на трое суток, потеряв сон и тупо уставившись в стену? Всё в порядке, это магия. Магия на высоком уровне, доказывающем, что Анна Гёльди была не просто последней ведьмой Европы — самой сильной из них, судьбу которой сломала любовь.
Только жаль, что её потомки оказались на дурном счету что у обычных людей, что у магов. Первые до сих пор не отошли от Средневековья, как ни старались доказать обратное своими дурацкими законами и постановлениями нелепых судов: с ними нельзя говорить на одном языке, пока они не избавятся от суеверного страха перед сверхъестественным, которым их одарили первые пожары инквизиции и ненавистная любому чародею церковь. Эти люди слепо верят в Бога и отрицают древних духов! Вторые же… Сильная магия ценилась, но была опасна. Потомков Гёльди многие не любили именно за то, что их прабабка едва не поставила под угрозу судьбу всех магов: Европа почти успокоилась, колдуны начали возвращаться из тени в робкой надежде, что медленное и осторожное отрицание Бога снова возвысит их в глазах людских. Вышло совсем не так, только никто не забыл об ошибке Гёльди. Адель никогда не считала случившееся ошибкой, разве что ошибкой судей, но доказывать было бесполезно. Однажды она пыталась — тогда она впервые убила человека, Арман впервые накричал на неё, и они вместе впервые исчезли из города.