Он шутил и паясничал, Лаура потихоньку прекращала реветь — всё складывалось как нельзя лучше. Когда родственники и земляки забрали её домой, во дворе больше никого не осталось; Арман задрал голову к небу и выдохнул, Милош опустил голову и выругался, потом взъерошил себе волосы.
— Ужасно…
— Всё было хорошо, — возразил Арман. — Гораздо лучше, чем я думал.
— Да уж… у тебя тоже, — заметил Милош, улыбаясь. Арман вспомнил о сестре, и это было как удар по голове. Затем память обстреляло сценами погони, тряски в карете и множества тел на дороге, навалилась усталость и тошнота, то ли от голода, то ли от боли, то ли от всего сразу. — Беру свои слова обратно, опять как труп… Пойдём в дом, я покажу тебе комнаты. Сил нет думать обо всём этом, — в сердцах воскликнул он, провожая Армана уже по лестнице. — В этих стреляй, в этих не стреляй… там мать с небес валится, там Адель с крыши… чтоб я ещё раз так застрял вместе с вами!
— Ты нам жизнь спас, — напомнил Арман, одновременно разглядывая интерьер. Наверное, тут было мило, но сейчас у него всё двоилось в глазах. Судя по тому, что Милош с пятой попытки нащупал ручку двери, у него тоже
— Да, я почти остался вас прикрывать. Бер сказал, что ему этого очень не хочется, и мне тоже не хотелось, но тогда не было выбора… а сейчас уже неважно. Так, я сказал, хватит об этом думать! Мы будем отдыхать и развлекаться не хуже женщин, это я тебе обещаю.
Арман ни минуты не сомневался в том, что Милош своё слово сдержит. Он ещё слышал что-то в виде отдельных фраз — Берингар, матушка, гостевая спальня, оладьи и кошачьи волосы, но при виде постели и горы подушек всё остальное мягко утекло из головы. Когда Милош закончил вытряхивать из сундука свежую сорочку, которая почему-то оказалась в рюшечках, Арман уже почти уснул.
— Хоть бы разделся… я с тебя сапоги стаскивать не буду!
— Не надо, — промычал Арман в подушку и сковырнул сапог с левой ноги сапогом правой. — Милош…
— Что?
— Я рад, что ты не умер.
— Я и не собирался, — ответил Милош. — Но спасибо, приятно слышать.
Арман улыбнулся, почувствовав щекой кошачьи волосы на подушке, и после этого всё рухнуло во тьму.
***
[1] В конце предыдущего века Иосиф II, эрцгерцог Австрии и император Священной Римской империи, занял часть Шпильберка под тюрьму для врагов монархии. Позднее, после Наполеона, крепость полностью переделали в гражданскую тюрьму, где содержались самые разные преступники.
[2] Речь идёт о костнице, частично расположенной под Храмом Святого Иакова Старшего (костёлом святого Якуба).
VIII.
« — Девчонки! Это что-то с чем-то! Это такое, что и не передать! Просто рассказать невозможно! Ну просто ух! Ну просто полный сундук!
Те, кто уже пережил когда-то Вальпургиев перелёт, согласно кивали головами, остальные старались впитать каждое слово точных и ясных инструкций Гингемы».
А. В. Жвалевский, И. Е. Мытько, «Порри Гаттер. 9 подвигов Сена Аесли».
« — Вальпургиев мальчишник объявляется открытым! — объявил он. — Три с половиной часа безудержного мужского веселья назло ведьм… то есть без всяких женских глупостей! Докажем, что мы, настоящие маги, легко обойдёмся и без женщин, и без пищи!
Двери столовой гулко захлопнулись. Веселье началось».
Оттуда же.
***
Когда Арман проснулся, он чувствовал себя хуже выжатого лимона: казалось, что кисловато-горькую шкурку, в которую он превратился, измельчили в труху и пустили по ветру. Лёгкость во всём теле вовсе не была приятной: напротив, она напоминала полуобморочное состояние, и Арман полежал ещё немного, боясь, что рухнет обратно при первой же попытке встать. Он не знал, сколько времени, и не имел понятия, где находится — высокая кровать с мягкими перинами, тремя подушками и настоящим балдахином, пусть и прожившим не меньше века, была непривычной и чужой.
События вчерашнего дня, а также ночи и раннего утра, одномоментно атаковали его память. Всего этого оказалось слишком много, и Арман, уже чувствуя себя получше, ещё какое-то время не вставал, словно придавленный к постели авторитетом бытия. Ноющая боль в груди и содранная с мелких ожогов кожа напоминала о событиях в Мецском соборе; синяки на руках и назойливая тяжесть в затылке и висках — о том, как они скакали несколько часов кряду, преследуемые невесть кем; пани Хелену он с теплотой вспомнил сам, как и собравшуюся у дома Росицких толпу… Конечно, вот где он находится. И вот почему всё кажется таким странным: рядом не было Адель. Арман привык всю жизнь просыпаться с ней рядом, у него никогда не было отдельной комнаты, а если б и была — вряд ли они нашли бы силы разлучиться. В путешествии сестра тоже находилась близко, иногда даже ближе, чем дома, а теперь… её нет, её забрали и увели куда-то, куда ей и суждено было попасть. Арман надеялся отыскать в себе радость, как вчера, но для радости он слишком устал: разочарованный в себе, он чувствовал только облегчение и вместе с тем — некоторый страх перед будущим. Слишком уж внезапным было счастье и слишком дорого оно им досталось.