Одна надежда — к тому времени, как Адель вернётся с шабаша, он примирится с обстоятельствами и наконец придёт в себя. После собора Арман до сих пор не мог если не простить сестру — зла он на неё не держал, — то хотя бы перестать жалеть себя. Чтобы как можно скорее избавиться от неприятных мыслей, Арман с трудом встал и побродил по комнате в поисках своих вещей, двери и чего-нибудь ещё… по правде говоря, он не знал, что ему нужно, и не имел понятия, чем себя занять. Настенные часы с кукушкой указывали, что день клонится к закату. Наверняка остальные уже на ногах.
— Мр-р-ряу! — возмутились откуда-то снизу, стоило Арману открыть дверь. Он опустил глаза и увидел кота, потревоженного тем, что в коридоре началось движение.
— Извини, — Арман улыбнулся и почесал кота за ухом. Тот издал короткое снисходительное мурлыканье, принимая извинения, и перебрался в комнату — на ту самую кровать, с которой только что поднялся грубый человек.
В большом и ярком доме ориентироваться было тяжело, и Арман побродил ещё какое-то время, пока не наткнулся на нужную лестницу. Так он наконец оказался на первом этаже, в коридоре у выхода. У раскрытой настежь двери, обрамлённой полками, вешалками и крючками, стояла девочка лет тринадцати: на ней было ещё детское, но вполне серьёзное платье, распущенные русые волосы с проблесками задорной рыжести свободно спадали на плечи. Она волновалась, заламывая маленькие тонкие пальцы. Арман вспомнил, что сейчас уже должен начаться сбор на ведьмину гору.
— Я думала, что не пойду, — доверительно сообщила девочка. Она разговаривала с Милошем, который стоял напротив, опустившись на одно колено, и деловито поправлял на ней поясок. Больше никого рядом не было, и Арман засомневался, стоит ли ему тут находиться; впрочем, он стоял на виду, и никто не прогонял. — Это случилось в самый последний момент, прямо перед тем, как мама собралась… и она сказала, что мне можно. Мне правда можно, Милош?
— Ну конечно, — с полным знанием дела ответил Милош. Сестра была чем-то на него похожа, а ещё неизбежно напоминала Арману Лауру — точно так же, как когда-то напоминала её Милошу. — Я знаю правила, никто и слова не скажет. Тем более, с нашей мамой… Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да!
— Так за чем дело стало? — Милош поднялся и выглянул во двор, где, очевидно, дожидалась пани Росицкая. Арман догадался, что там же была и Адель, но он до сих пор не знал, что ей сказать, и малодушно остался в доме. У сестры впереди приключения куда более интересные, чем он… — Всё, беги, а то опоздаете.
— Милош, я боюсь, — девочка замотала головой, в нерешительности топчась вокруг порога. Милош вернулся в исходную позицию и крепко её обнял, пробормотал что-то непонятное и погладил по голове. — Ну ладно… я попробую…
— Не попробуешь, а обязательно сделаешь. Развлекайся так, чтобы бабушке было слышно, — напутствовал Милош, пока девочка не ушла. Обернувшись к Арману, он будничным тоном заметил: — Я сегодня такой утешитель женских сердец, с ума сойти можно. Ты выспался?
— Я проснулся, — пожал плечами Арман, — это всё, что могу сказать. Мы здесь одни?
— Ох, конечно, нет. Где-то Берингар беседует с моим папой, а ещё дома брат, а ещё тут неисчислимое количество котов — осторожно, кстати, не наступи ни на одного. Адель ушла, — добавил Милош, догадываясь, что его интересует. — За неё можешь не волноваться, в сочетании с мамой они непобедимы…
— И все твои сёстры ушли? — в памяти Армана осело какое-то невообразимое количество родственников Милоша, и он сильно сомневался, что сейчас были названы все.
— Та, которую ты видел, это Катка, она ушла на свой первый шабаш. А младшая, Хана, носится во дворе, и я должен проводить её к бабушке на эту ночь, — Милош потянулся за плащом. Он выглядел достаточно бодрым, хотя некоторая бледность и небритый подбородок выдавали если не усталость, то какую-никакую рассеянность. — Боюсь, ты не отвертишься от этого знакомства — Берингар всё равно не разрешил нам выходить поодиночке, а сам он явно никуда не собирается, бездельник.