– Конечно, твои. Если ты успеешь их у меня отобрать, – подключился Милош, и через какое-то время девочки неуверенно заулыбались, а папа даже перестал вздыхать. На подоконнике сидел один-единственный рыжий кот и щурил на них свои глаза.
Произошло ещё одно важное изменение: в общий дом переехала пани бабушка. Милош приготовился к тому, что она не выдержит и просто умрёт вслед за книгой, но нет – жизненных сил могучей старушки ещё хватало, по её собственным словам.
– Дом придётся продать! – громогласно вещала она в гостиной, восседая на груде своих сумок и баулов. Вещей было так много, что седая макушка бабушки почти касалась потолка. – Дом я уже не потяну, а если без дома, то ещё вас, дурней, переживу!
– Что такое? Что случилось? – из коридора послышались торопливые шаги: это Корнель, занятый чем-то у себя наверху, прохлопал приезд бабушки. Милош ехидно улыбнулся и не стал его предупреждать. – Ох, бабушка!.. А как ты…
– КОРНЕЛЬ РОСИЦКИЙ! – рявкнула Эльжбета-старшая. В соседней комнате с грохотом рухнул шкаф. – Ты так давно не навещал бабушку! Так давно, Корнель, что уже магия сдохла, а ты так и не пришёл! Я знала, что мои внуки – полные ослы, но ты превзошёл мои худшие ожидания!..
Бабушка отчитывала Корнеля, Корнель извинялся, краснел и бледнел, а тише не становилось. Поразительно, но мощный голос Эльжбеты-старшей вообще не зависел от её ведьминого начала.
Так что у Росицких всё было хорошо, как и в самом начале. А что нехорошо, так с тем они справятся, потому что никогда друг друга не оставят. Другим семьям повезло меньше, но и у них появилась надежда на спасение и хорошую компанию: Адель и Берингар распустили слуг, оставив пару самых преданных для шедшего на поправку Юргена, переехали по его примеру на квартиру поменьше, а большой дом превратили в приют для бывших колдунов. Здесь собирались не только сироты и вдовцы: дом принимал всех, кто тяжело переносил утрату магического дара. Берингар поставил на уши всех бывших следопытов, оказавшихся теперь не у дел, и они продолжали искать по свету нуждающихся в помощи магов. Бывших магов. Вскоре слухи стали разноситься сами собой, и в доме постоянно кто-то жил: они уходили и приходили, оставались, заглядывали на минутку и проводили вечера. Вспоминали былые времена, вздыхали, скучали по шабашу и балам, отчаянно не принимали внешний мир, но главное – держались вместе.
На эту идею молодых супругов натолкнул пан Росицкий со своим фатальным неумением жить человеческой жизнью. У пана Росицкого была любящая семья, а у других? Тогда Адель поделилась своей мыслью насчёт приюта для сирот магического мира, и Берингар не дослушал её до конца только потому, что согласился с первых слов и уже одной рукой набрасывал на бумаге план. Затея помогла им самим справиться с тем, что случилось: для такой ведьмы, как Адель, потеря магии оказалась сильным ударом, и она бы впала в глубокое уныние, если б не новое дело и заботливый супруг. Берингар никому об этом не говорил, но он больше всего жалел о том, что теперь никогда не увидит мать: без магических зеркал прах не имел никакого смысла. Юрген при всех держался как обычно: с удовольствием гостил у сына и невестки, которую ласково называл дочкой, поддерживал связь со старыми друзьями, участвовал в переформировании бывших колдовских корпусов.
Главным сожалением Юргена стало то, что он не смог остановить Хартманна, и он также никому об этом не сказал. Никому, кроме Армана Гёльди.
***
Арман сидел в кабинете Юргена, как некогда его сестра, и задумчиво вертел в руках пустой бокал. На флаги, портреты и книжные полки он не смотрел, интерьер напоминал о другом кабинете и другом доме, также он не смотрел на хозяина, и это было взаимно: они немало пострадали от одного и того же человека, но оба не хотели ни жаловаться, ни говорить о своей слабости. Для Юргена это было частью дисциплины и воспитания, как и для его сына, для Армана – привычкой никого не беспокоить и неизбывным чувством вины.
Это было ещё до того, как основали приют для бывших магов: часть мебели уже заменили, хозяева ещё не выехали. Он пришёл поговорить с сестрой, но той не оказалось дома, а вот про Юргена Арман забыл напрочь и теперь не знал, что ему сказать. Тогда-то Юрген и сознался в своём сожалении.
– Но что бы вы предприняли? – спросил Арман, искренне надеясь как-то его утешить. Они случайно посмотрели друг на друга, но взгляда не отвели: что-то в осунувшихся, не пришедших в себя до конца лицах было одинаковым. – Наверняка он пообещал сделать что-то с вашим сыном…
– В том числе, – Юрген не обмолвился ни словом о своём разочаровании в старом друге, но спокойствия и тепла в его глазах не было. Не в этот миг. Арман всё понял, как привык понимать без слов. – Но я рад, что уступил место вам. Знал, что эта молодёжь что-то да придумает… и оказался прав.
– Правы? – тупо повторил Арман. – Рады? О чём вы…
– О том, что я вижу, – спокойно ответил Юрген и налил себе ещё немного виски. В комнате появился лёгкий запах дыма и древесины. – Ты ведь с самого начала решил победить его – и победил. Цена была высокой, но битву ты выиграл.
– И проиграл войну, – усмехнулся Арман, не скрывая горечи. – Так, кажется, говорят.
– Войну, исход которой решён заранее и не нами, нельзя проиграть. Я не очень люблю хвалёную неизбежность, как не люблю пророков, но иногда они правы. Чаще, чем хотелось бы, – он немного помолчал, потом устремил честный и открытый взгляд на гостя. – Арман, тебе вряд ли понравится эта фраза, но я понимаю твои чувства. Иногда важнее бросить знамя, но сохранить людей, и ты сделал именно это. Да, они будут недовольны, да, кто-то возненавидит тебя… Только потому что им самим больно, понимаешь?
Арман понял. Он снова почувствовал ком в горле, как при разговоре с паном Михаилом, и уставился в потолок, надеясь сморгнуть слёзы. Юрген то ли намеренно отвлёкся, то ли в самом деле не заметил.
– Надеюсь, что да. Смерть магии, пусть и предначертанная, дастся нам нелегко, и всё равно лучше потерять дар, чем похоронить близких. Кому-то он заменял жизнь, но только свою, – Юрген допил последний глоток залпом и признался: – Я хотел поблагодарить тебя лично.
– За что? – безразлично переспросил Арман. Он думал о ведьмах – о таких, как Лаура, которой будет проще без колдовства; о таких, как пани Хелена, которая и сама справится, и других на ноги поставит; о таких, как Адель, к которой он пришёл.
– За то, что ты дал мне шанс отпустить Вилл, – негромко сказал Юрген. Арман вздрогнул и снова посмотрел ему в глаза. – Нам всем давно пора было это сделать. Спасибо.
Молчание затягивалось, и Берингар появился очень вовремя. Арман обернулся на стук и шаги; Бер выглядел как обычно, не задавал лишних вопросов и только сообщил:
– Мы вернулись. Можете поговорить в любой из комнат, если вам угодно.
Арман неловко распрощался с Юргеном и вышел, ни на кого не глядя. Он чувствовал, что правда на стороне стареющего офицера с усталыми глазами, но не мог отделаться от мысли, что снова кого-то убил. Что-то. Кого-то. Чью-то любовь или чью-то надежду… Позже он привыкнет, пройдёт время, он сам признает, что Юрген был прав. Позже, но не сейчас.
В коридоре было пусто, так что Арман побрёл наугад. Здесь явно готовились к переезду: на стенах виднелись пятна от снятых картин, оставшиеся зеркала и комоды накрыли тканями, да и жизни в опустевших комнатах почти не наблюдалось. Грустное зрелище, но все знали, что скоро всё изменится, нужно только подготовить место, переделать хозяйскую спальню, привезти побольше книг… Арман остановился у той же полки, где весной остановилась Адель, и провёл пальцами по тем же корешкам. На месте «Книги песен» Гейне зияло аккуратное пустое место: она уезжала вместе с молодыми хозяевами.
Быстрые шаги показались Арману знакомыми, он обернулся с тяжёлым сердцем и увидел сестру. Теперь они были похожи, как близнецы: одинаково бледные и худые, с тенями под глазами, с тонкими запястьями и в чёрном, будто в вечном трауре по себе. Арман ждал… Милош обманул его ожидания и вообще не придал значения ни обману, ни сбывшемуся пророчеству – во всяком случае, не стал делать этого при друге. Наверняка от сестры Арман получит по заслугам, ведь ему не могло крупно повезти дважды.