Адель сделала несколько неуверенных шагов навстречу, а потом бросилась ему на шею.
– Как я рада, что ты в порядке, – прошептала она. Арман улыбнулся, уткнувшись лицом в её волосы, и сам не понял, чему рад, как будто до губ дошло сказанное Юргеном, а до мозга – нет. – Плевать, что там произошло для всего мира, главное, что ты жив…
– Я всё уничтожил, – сказал Арман, бесстрашно гладя её по спине. Раньше он боялся, но совершенно зря, ведь Адель больше не причинит никому вреда. Она успела смириться со своим даром, начала подчинять его, но большую часть жизни магическая сила была её проклятием. Не обошлось без удара, без боли, без слёз, но сестра была жива, её поддерживали и любили, и ради этого, понял Арман, стоило всё перенести. – Всё и для всех, и для тебя… Как ты можешь радоваться? Скажи мне, я не понимаю. Все пытаются объяснить, но кому ещё я поверю до конца?
– Мне плевать, – повторила Адель, – что ты там уничтожил. Я всё равно люблю тебя, более того, ты… ты делал это ради меня.
Это так. Арман попросил Берингара рассказать ей основное, потому что время не ждало, а сам он не мог – лечился уже по-настоящему. Он не знал, как вежливо об этом попросить, но оказалось, Бер пришёл к такому же выводу и был готов настаивать. Как бы ни происходили их разговоры, теперь Адель не казалась ни угнетённой, ни разъярённой.
– Ради тебя и ради многих, но теперь всем плохо. Тебе плохо…
– Нет, – созналась Адель и, задрав голову, посмотрела ему в глаза. – Самой странно, но вовсе нет… Помнишь, ты как-то говорил, что сможешь быть счастлив без магии, а я не смогу?
– Помню. Это тогда мы думали, что ты не найдёшь хорошего мужа? – не удержался Арман и окончательно почувствовал себя живым, когда сестра состроила гримасу и ткнула его под рёбра. – Ай.
– Не айкай, притворщик. Милош рассказал, что тебя хоть в театр выпускай.
– Ну надо же, вы виделись. Что ещё рассказал Милош?
– Этот засранец только и делал, что дразнился, – грубо ответила Адель, и её лицо ненадолго окаменело. – Я бы этого старикашку сама придушила, если б вы только дали мне возможность. Но нет, Милошу приспичило стрелять!
– Не злись на него, он предупреждал.
– Не отвлекай меня, – велела Адель. Она снова улыбалась, и Арман невольно отражал её выражение лица, только сейчас бывшего оборотня это не угнетало. Почти. – Арман, почему всё должно быть так, как мы решили? Почему всё должно быть наоборот? Я не могу заставить тебя быть счастливым, но хотя бы попытайся… попробуй сделать что-нибудь для себя. – Арман молчал, и она неуверенно спросила: – Ты уже виделся с Шарлоттой? Она беспокоилась о тебе.
– Это было до… – уклончиво ответил Арман и ничего добавлять не стал. Сердце сжалось от боли, и он не хотел лишний раз расстраивать сестру. Адель прочитала его мысли:
– Давай без этого. Говори прямо, что тебя беспокоит, иначе мы все с ума сойдём.
– Мы виделись, но она пока не готова, – как можно короче рассказал Арман. Сестра кивнула, совершенно не удивившись:
– Это можно понять. Не волнуйся, мы с Бером такое тут сделаем… они будут читать, и разговаривать, и изучать языки, и учиться пользоваться всякими человеческими приборами. И мы наймём людей, которые будут им помогать. Он уже придумал как, нужно будет только подтвердить, что у нас здесь действительно приют для… для странных.
Они ещё немного поболтали о старых знакомых, успешно избегая опасных тем, и наконец разжали объятия. Адель привстала на цыпочки, чтобы поцеловать брата, и заодно шепнула:
– А знаешь, что мне по-настоящему нравится? Наша прабабушка так и останется последней ведьмой Европы. Ну… последней известной ведьмой.
Арман рассмеялся почти искренне:
– Кто о чём, а ты всё о своём!
– Женщина должна думать о семье, – с лицом мученицы выговорила Адель и тоже расхохоталась. Как раньше, абсолютно по-демонически.
Их отвлекли странные звуки из коридора: Арману почудилась какая-то возня и скрежет, а Адель отчётливо разобрала, как Берингар с кем-то ругается. Вкупе это показалось им странным, и брат с сестрой поспешили посмотреть, что же там такое происходит. Не угадал никто: Берингар Клозе сидел на полу, скрестив ноги, и очень строго отчитывал устроившегося напротив лохматого чёрного пса. Возился и скрежетал Мельхиор, и ему было стыдно.
– Тебе придётся это сделать, Мельхиор. Я тебе приказываю, – на Мельхиора это не произвело должного впечатления, и Берингар добавил: – Хорошо, я прошу тебя как друга. Это должно подействовать.
– Бер, что ты делаешь? – Адель явно не могла выбрать, смеяться или плакать.
– Уговариваю Мельхиора вернуться к Арману, – не смутился тот и вздохнул: Мельхиор расчувствовался и в последний раз преданно обслюнявил ему штанину. – Всё, хватит. Иди.
Арман хотел было отказаться, но на ум не пришло ни одного возражения. Мельхиор в самом деле был его псом, и он оставался один, в отличие от Адель… Исчадие Ада любило своего странного хозяина, и они по-прежнему оставались удручающе похожи, хоть и были малость избалованы заботой дома Клозе.
– Только я его вычешу, пока ты не ушёл, – спохватилась Адель и потащила ошалевшего пса в другую комнату. – Иди на свет, дурная ты собака… Опять какую-то дрянь домой принёс?
Дурная собака покорно поплелась за ней. Адель больше не билась током и не жглась огнём, и это было хорошо, только Мельхиор всё равно предпочитал другое общество.
Прошло ещё несколько неловких минут, в течение которых Арман не знал, куда себя девать, а Берингар методично отряхивался от собачьей шерсти. Они уже обсудили всё, что могли, Арман похвалил идею с приютом, отдал ему свои старые книги; в общем-то, он отдал все свои вещи, оставив только самое необходимое.
– Удачи, – сказал Берингар и протянул ему руку, которую Арман от души пожал. – Не знаю, когда мы увидимся снова, но знай, тебе всегда будут рады в доме Клозе.
– Спасибо, – последнее время Армана пробивало на страдания от самомалейших мелочей, но страдать при Берингаре просто не получалось. Арман посмотрел ему в глаза, ради чего пришлось немного задрать голову, и спросил: – Я почему-то вспомнил… Ты ведь не обиделся, когда я полез на тебя с тростью? При первой встрече? Сейчас я понимаю, что это было грубо.
Берингар негромко рассмеялся и покачал головой, и Арман, так и не привыкший к этому зрелищу, перестал понимать, с кем говорит.
– Вряд ли, не в моих привычках обижаться на такие вещи. Что бы там ни было, после этого я увидел Адель, и всё остальное не имело значения.
Из дома Клозе Арман вышел с Мельхиором и почти лёгким сердцем. Проклятое «почти» грозилось преследовать его очень долго, пока не выветрится, стоило расстаться с друзьями – и нутро снова покрывалось льдом. Без них было хуже, с ними – невыносимо: пока все не свыкнутся с новой жизнью, Арман не мог забыть, что лишил их старой, и видел дело рук своих в каждом жесте, в каждом взгляде, в каждом наклоне головы.
Арман уже выехал из Берлина, когда понял, что Берингар прощался с ним, как будто заранее всё знал.
***
В дом Росицких Арман войти не смог. Милош приглашал его, все приглашали, но именно это место стало для Армана самым волшебным в жизни и он не мог заставить себя прийти туда теперь, как будто своими руками выламывал черепицу, бил зеркала и выгонял котов. Поэтому они встретились на окраине города, где красноголовые дома плавно переходили в дороги, леса и поля.
– Не благодари, – первым делом заявил Милош, с которым они не виделись с приснопамятного утра. – Я знаю, что я молодец.
– Адель считает иначе, – не удержался Арман, и Милош страдальчески поморщился:
– Нашёл кого слушать! Её там не было. Выпьем? Ох, ты притащил с собой исчадие Ада, нас с ним ни в одно приличное место не пустят.
Мельхиор задумчиво посмотрел на него и вильнул хвостом. Новый Милош казался ему безопаснее того, который свалился в Лион с неба и стучался к ним в дом с пистолетом, хотя по большому счёту ничего не изменилось.
– Давай лучше пройдёмся.
– Куда собрался? – с наигранным простодушием спросил Милош. – Знаешь, папа одну умную вещь сказал. Цитирую: Арман, конечно, славный мальчик, но иногда его хочется держать на привязи ради его же безопасности. Чуешь, куда ветер дует?