— И молишься?
— Нет, — сказал мальчик, — я пока не умею.
— Я тоже, — сказала девочка. — А тебя крестили?
— Видишь — крест.
— А меня не крестили.
— Значит, когда ты умрешь, то попадешь в ад.
— А ты попадешь в рай?
— Ясное дело! — сказал мальчик. — Я же крещеный.
— А грехи? У тебя что, нет грехов?
— Есть, — сказал мальчик, — но они мелкие. А крупных у меня пока нет.
— Папа! — позвала девочка.
Пришел папа и спросил в чем дело.
— Меня надо срочно покрестить, — сказала девочка.
— Чего это ты вдруг решила? — спросил папа.
— Я же верю в Бога!
— Интересно, — сказал папа. — И как же ты в него веришь?
— Обыкновенно. Что он есть. А ты что, не веришь?
— Не знаю, — сказал папа. — Это сложный вопрос. Я пока как-то не определился. Иногда верю, иногда нет. Во всяком случае, мне бы хотелось, чтобы он был.
— Кто не верит в Бога, попадет в ад, — сказала девочка. — На всякий случай тебе тоже надо покреститься.
— На всякий случай не крестятся, — сказал папа. — Надо или верить или не верить. А я пока не решил.
— Ну так реши! — сказала девочка. — Но я все-таки считаю, что лучше покреститься. Мало ли что?
— Ты ничего не понимаешь! — сказал папа. — Верить в Бога не так просто. Чему учит Бог?
— Он учит, чтобы все делать правильно: чтобы не воровать…
— Чтобы не воровать, не убивать, не врать, любить друг друга, чтобы быть хорошим человеком.
— Я это и имею в виду.
— Ну и не воруй, не убивай, люби нас с мамой и всех остальных. Можно быть хорошим человеком и просто так. И в Бога верить не обязательно, правильно?
— Правильно, — сказала девочка.
— Ничего не правильно! — сказал папа. — Потому что если Бог есть, все равно попадешь в ад, раз в него не веришь и в церковь не ходишь. Какой-нибудь бандит всю жизнь убивает и грабит, а когда убивать и грабить у него уже не хватает сил, он вдруг вспоминает про Бога и начинает каяться и молиться. И Бог его прощает и отправляет в рай. А я, например, жил хорошо и честно, был очень симпатичным, все меня любили, и каяться мне особенно не в чем, и про Бога я как-то не вспоминал. И вот я умираю и оказываюсь в аду, потому что был некрещенный и в церковь не ходил. Здрасьте! Справедливо это?
— Я и говорю — надо покреститься! — сказала девочка.
Папа посмотрел на нее, махнул рукой и ушел спать.
Утро выдалось пасмурное. В комнате стояли сумерки, и пришлось включить свет. Получилось очень красиво: за окном все было серым и коричневым, шел дождь, а в комнатах все было желтым, и было тепло и уютно.
Девочка и мальчик тихо играли в индейцев. Они погасили в комнате свет и задернули шторы, поставили на пол ночник, включили его, а сверху навалили карандашей как будто это дровишки. Получился костер. В углу стоял Жезл Дьявола, сверкая глазницами. У костра спал связанный Котик, украшенный бусами и ленточками. Его собирались принести в жертву.
Мальчик сидел у костра, завернувшись в одеяльце, на котором мама обычно гладила белье, и «курил» папину трубку. Девочка рисовала на листке бумаги карту прерии. С одной стороны прерия упиралась в горы, а с другой стороны она ни во что не упиралась и исчезала за краем листа. Посреди прерии текла река, на берегу реки стояли вигвамы. В нескольких сантиметрах от вигвамов паслись бизоны, похожие на утюги. Два индейца жарили на костре убитого бизона. Он костра поднимался аппетитный дымок.
Девочке захотелось есть, она поднялась и пошла на кухню. На кухне, пригорюнившись, сидел папа и смотрел в окно.
Девочка зажгла газ, поставила на огонь чайник и стала накрывать на стол. Она высыпала в вазочку печенье, поставила сахарницу, достала из холодильника сливочное масло и банку джема.
— Ты будешь пить чай? — спросила она папу.
— У-у, — сказал папа задумчиво.
— Может, все-таки налить?
— Ну, налей.
Девочка налила всем чаю, позвала мальчика и велела ему нарезать батон.
— Почему мне так тоскливо? — спросил папа, продолжая смотреть в окно. Вам не тоскливо?
— Еще как тоскливо! — сказала девочка. И мальчик сказал:
— Конечно, тоскливо.
— Вам-то чего тоскливо?
— А тебе? — спросил мальчик.
— Мне? — папа вздохнул. — У меня есть множество причин. У каждого взрослого человека всегда найдется тысяча причин для тоски. Или по крайней мере для печали. Например, меня печалит мысль о бессмысленности жизни.
— В смысле, что жизнь бессмысленная? — спросила девочка.
— Именно, — сказал папа. — Жизнь бессмысленна уже потому, что коротка. Человек только разобрался что к чему и не успел еще ничего сделать, а уже пора умирать. Вот мне, например, тридцать лет, а что я сделал в жизни важного?