– А что у тебя не получается?
– Понимаешь, раньше в моей жизни было мало событий, но много чувств. Сейчас событий стало больше. Я их фиксирую в сознании, подмечаю какие-то детали, но исчезают чувства. Например, разговариваю с Димой и слушаю его не как друг, а как писатель-бумагомаратель. Какие-то интересные словосочетания чуть ли не на бумажку во время разговора записываю.
– Бумагомаратель? Скорее уж – экранозаполнитель. Ты же на компьютере пишешь.
– На компьютере.
– А читаешь? Я вот не могу с экрана книги читать, – она сделала грустное лицо и задумчиво почесала подбородок.
– Распечатывай на принтере.
– Тоже не то. Эти белые листы огромные. Скрепка какая-нибудь дурацкая. Нет. Если уж книга, то должна быть обложка, – она растянулась в улыбке – обложжжечка. Страницы пронумерованные, закладка. Как я в кипу ксероксных листов закладку вставлю? Легче уголок загнуть…
– Знаешь, я…
– Вечно ты меня перебиваешь.
– Извини. Слушаю.
– Ну, уже продолжай. Я забыла, что хотела сказать. Жжжаль. Что-то наверняка важжжное.
– Извини еще раз. О чем я? О книгах. Знаешь, я тоже когда-то думал также. Что книга должна быть книгой, но потом кое-что поменялось. Дело в том, что иллюстрации, суперобложка, украшенные орнаментом буквицы в начале каждой главы – это все оформление текста. Часто оно дополняет, помогает, усиливает, но это не дело рук автора. Он написал текст. И писал он его не на скрепленных, переплетенных в дорогую кожу страницах. Современные авторы вообще, набирая текст на компьютере, видят его точно так же, как и ты видишь, читая с экрана. В тексте мысли, события, герои.
– Вот ты сам говоришь – в тексте. Но ведь это не книга?
– Не книга. Просто текст произведения, в таком виде, каким его сделал автор.
Саша бросила в рот кубик сыра и стала медленно жевать. Потом потерла нос и сказала:
– А ты? Ты пишешь текст или книгу?
– Я? Вообще, представляю книгу.
– И что будет нарисовано на обложке? На обложечке?
– Еще не думал. Ну, скажем… На белом фоне серый, полупрозрачный силуэт, держащий в руках эту же книгу. Книга будет выглядеть реалистично, а силуэт – просто залитым серой краской контуром. Ну, а на самом деле, что издатель захочет видеть, то и будет на обложке.
Саша взяла еще один кубик сыра. На этот раз не разжевывала, а просто ждала, пока он сам растворится во рту. Задумалась на несколько минут, потом улыбнулась.
– А этот наш диалог будет в книге?
– Возможно, будет.
– И ты изменишь фразу об обложке, вставив туда уже обговоренный с издательством вариант макета?
Я засмеялся:
– Тогда читатель на секунду закроет книгу и еще раз посмотрит на оформление?
– Ага.
– Я вообще завидую своему читателю. Он может в любой момент перевернуть страницы и узнать, чем все закончится. А я пока вот мучаюсь над этим вопросом. Он владеет всей книгой, а я лишь написанной ее частью. Я же не вижу все, что будет в конце. Мог бы конечно схитрить и написать последнюю главу заранее. Но не хочу. Спокойно продвигаюсь вперед. А потом, когда дойду до последней страницы, книга уже не будет мне принадлежать.
– Почему это не будет? Ты же ее напишешь.
– Ну и что. Вот смотри – так же и с письмами, которые я тебе писал. Пока медленно оформлял свои мысли в слова – это было мое письмо тебе. Поставив последнюю точку, отправил по e-mail. Несколько минут оно было собственностью «всемирного разума», а затем осело на сервере твоей почтовой службы. Ты его еще не прочла, но оно уже стало твоим. Я никак изменить его не могу. Это не мое письмо тебе, а твое письмо от меня.
– Неплохой переход прав собственности. Мне нравится. Значит, договорились? Вторая и третья для меня? И фото на обложечке.
– Договорились.
– Пойдем в комнату.
– Ээээ… Ну, ладно, пойдем.
– А мне можно уже что-то почитать из сочиненного тобой? Жжжутко интересно.
Я замер на месте. До этого я не представлял написанный мною текст в руках друзей, знакомых, родителей. Не слишком ли откровенно? Не много ли подробностей?
– Вообще-то не хотел до окончания работы показывать ее. Впрочем, у меня есть фрагмент, который уже читали другие люди.
Я прошел в спальню и взял со стола листочек с распечатанной первой главой. Той, о встрече, которую писал для Тани. Саша вначале бегло пробежала взглядом по строкам. Затем приложила ладонь к подбородку, прикрыла губы – я не мог видеть улыбается она или нет, и вновь прочла, на этот раз уже медленно и внимательно. Посмотрела на меня:
– Ты это обо мне так? Супер. Мне нравится. Какой же ты все-таки… Это сильно, – она принялась ходить по кухне, провела рукой по поверхности стола, дверце холодильника. Открыла ее, сразу же прикрыла. Видно было, что слегка разволновалась.
Я не знал, что ей ответить. Выдавил из себя:
– Это не совсем о тебе. Скорее, универсальный текст обо всех влюбленных. Не посвященный кому-то конкретно. Но писался он под впечатлением, – кривить душой в этом вопросе я не мог, – от расставания с девушкой. Не с тобой. С другой девушкой.
Саша удивленно вскинула брови, перестала барабанить пальцами по стеклянной панели газовой плиты:
– Другой? А как будто обо мне. Все равно молодец. Пойдем.
Мы вернулись к друзьям. Богдан хмуро сидел на ковре, Дима и Олег на диване и кресле в разных частях комнаты. У Олега была разбита нижняя губа.
4. Прогресс
Можно сказать, что Диме всегда везло с девушками. Правда, одним везением тут всего не объяснишь. Скорее, это был справедливый результат упорного труда. Работы над собой и своим сознанием. Он не читал книги по нейро-лингвистическому программированию, не посещал семинары и тренинги, даже не знал значения, входящего в это время в моду, слова «пикап». В школе он не нравился девушкам. Точнее, не нравился тем девушкам, которым хотел понравиться, и которые нравились ему. А если еще точнее, то просто не знал, нравится он им или нет, и предпочитал думать обратное. Во время учебы в университете поначалу ситуация еще более усугубилась. Он старался выбирать такие маршруты перемещения между корпусами вуза, чтобы столкнуться с наименьшим количеством девушек. Летом пробирался по темным и душным переходам, тогда как все гуляли по улице, зимой, наоборот, – подставлял свое защищенное лишь свитером тело (раздевалка была только в главном корпусе) вьюгам и буранам.
Долго так продолжаться не могло. Хотя бы потому, что девушки на него внимание как раз таки и обращали. В нем, как сказала Саша, была врожденна мужественность, которая стала неожиданно проявляться в некогда тихом мальчике. Он был высоким, слегка сутулым парнем, одевался, скорее, со вкусом, нежели модно, говорил тихо, поэтому к его словам прислушивались. Я стал замечать, что девушки знакомятся со мной, только с целью последующего приближения к нему. Пытался говорить ему об этом, но Дима лишь отмахивался и просил не рассказывать сказок. Меня он почему-то считал плейбоем и донжуаном, удачливым как в любви, так и в картах. Но постепенно он стал понимать… Когда забирал одежду в гардеробе, из карманов куртки сыпались записки и небольшие сувенирчики. Я не скрывал его номер телефона, и ему приходилось ежедневно стирать десятки sms, сбрасывать звонки и еще больше путать свои следы, пересекая территорию вуза. Наконец, когда в День Святого Валентина на входе в главный корпус повесили почтовый ящик для поздравлений, больше трети признаний в любви поступило именно на его имя. Это стало последней каплей. Он взял да и поверил в себя. Фактически это произошло, когда он начал встречаться с одной понравившейся ему девушкой.
Она была на год старше нас и не страдала от недостатка мужского внимания. Вот только постоянно всем отказывала. То ли жила в ожидании прекрасного принца, то ли сказывались последствия неизвестной остальным детской душевной травмы. Дима попросил меня посоветовать ему, как войти в жизнь этой красавицы. Хотя бы на шаг, только чтобы чувствовать тепло ее присутствия. Я универсальными методами и способами не интересовался, поэтому предложил ему взять, да и просто познакомиться. Улучить момент, когда она будет одна, если стесняется это сделать в присутствии подруг, и сказать: «Привет, меня зовут Дима». Он спросил, что делать потом.
– Ничего, я наберу твой номер, запоет телефон, спокойно извинись и отойди. Затем скажешь, что важный звонок, и уйдёшь. Главное, теперь ты сможешь кивать ей головой при случайной встрече и расчистишь плацдарм для последующего наступления.