— То есть?
— Ну, я же тоже никому не нужен.
Оуэн скорчил трагическую мину, потом по-хулигански ухмыльнулся:
— Ты нужен мне.
Насчет денег он оказался прав. На них была куплена моя новая квартира, мой новый «мерседес» с откидным верхом — кабриолет CLK 430 — и его до неприличия дорогое парковочное место, а также безумных размеров музыкальный центр и ряд других предсказуемых роскошеств. А я оказался прав насчет того, что никому не нужен, — этот факт я научился игнорировать при помощи целого арсенала тщательно выстроенных защитных механизмов. Но вот замаячила перспектива встретиться с отцом и Брэдом, возвратиться в Буш-Фолс после семнадцатилетнего отсутствия, и уже никакие пассы руками не защитят меня от того, что я и так всегда знал: в этом мире я, в сущности, один-одинешенек. Со всеми своими охренительными бабками.
Я уже упоминал, что люблю себя пожалеть? Есть у меня такая приятная черта.
Я медленно скатываюсь с кровати, ощущая себя в два раза старше, чем на самом деле, натягиваю футболку и начинаю рыскать в поисках ночного перекуса — тоста с корицей и банки энергетического напитка. Стремительно накатывает похмелье, с этим ничего не сделаешь, но я недавно обнаружил, то ли от отчаяния, то ли от переизбытка свободного времени, что энергетик пополам с жидким жаропонижающим значительно смягчает удар. От утра я ничего хорошего не жду, но ведь оно наступит не скоро. Я включаю свой совершенно непристойных размеров плоский телевизор и смотрю на какого-то австралийского придурка, накачавшегося кофеином, который ныряет в болото с двумя огромными крокодилами, очевидно пытаясь продемонстрировать, как это надлежит делать. В начале четвертого коктейль делает свое дело, нервы мои не выдерживают, и, послав все к чертовой матери, я звоню Оуэну. Я считаю, что пятнадцать процентов моей бессонной ночи положены ему.
Глава 4
Все дороги ведут в Буш-Фолс.
Причем в самом прямом смысле. Туда можно попасть практически по любому шоссе, ведущему с Манхэттена на север. Можно поехать по Гарлем-ривер-драйв до скоростного шоссе Кросс-Бронкс, которое переходит в трассу Нью-Ингланд, и по ней добраться прямо до Буш-Фолс. А можно выехать на Co-Мил по шоссе Генри Хадсона, затем на Кросс-кантри, оттуда на Хатчинсон-ривер-парквей, а с него — на Мерит-парквей, который петляет по всему южному Коннектикуту. С Мерит вы съезжаете на Ай-91, едете до самого Хартфорда, и сразу после него будет Буш-Фолс. Во втором маршруте — больше скоростных дорог, меньше пробок. Можно и объединить эти два варианта: сначала поехать по Мерит, а потом по Ай-287 перескочить на Нью-Ингланд. Но, несмотря на изобилие возможностей, за семнадцать лет я так ни разу и не сподобился добраться до Буш-Фолс.
Наутро я сижу за рулем своего серебристого «мерседеса» — двигатель включен, машина выведена из фешенебельного гаража Кинней, а я в полном ступоре из-за необходимости решать, по какой дороге мне ехать два с половиной часа. Утро ясное, температура на улице комнатная, но внимательный наблюдатель заметит, что спешащие на работу женщины обнажены уже не до такой степени, как раньше. Лето кончилось, а я даже не заметил, когда оно успело начаться. Снова я тяну время. Не хочу никуда ехать. Отец никогда обо мне не заботился. Почему я теперь должен о нем беспокоиться? Да и к тому же он меня не узнает, он ведь в коме.
Но я отлично понимаю, что все равно поеду, по той же причине, по какой Брэд звонит мне каждый год и неуверенно приглашает на различные семейные трапезы. Потому что так надо. Если твой младший брат живет один на Манхэттене, то на праздники ты ему звонишь, говоришь с ним с напускным дружелюбием, будто по-свойски. А когда у твоего отца в коронном броске случается инсульт, грозящий смертельным исходом, ты забываешь про семнадцать лет отчуждения и отправляешься к нему. Не для того, чтобы помочь или хотя бы поддержать, а потому что там сейчас твое место. Даже на расстоянии нас объединяет родная кровь, и невозможно противиться ее зову.
На приборной панели звонит «Моторола В-60», я раскрываю аппарат, включаются встроенные динамики.
— Алло?
— Женоненавистник!
Натали.
— Ты — мелкий, жалкий, эгоцентричный нытик, ты понятия не имеешь, что значит любить и быть любимым. Ты никогда не узнаешь, как можно любить другого больше, чем себя, и так и умрешь в одиночестве, никому не нужный!
Сказать бы ей, что я уже совершенно одинок и никому не нужен, но она трубку повесила.
— И тебе хорошего дня, — говорю я мягко, даже с чувством, и с решительным тяжелым вздохом жму на газ, выезжая на Девяносто шестую улицу в сторону Вестсайдского шоссе. Твоя жизнь не стоит выеденного яйца, если разгневанный звонок чокнутой бывшей подружки выглядит светлым пятном на фоне нового дня.