Ты всегда будешь таким – кого отымел – в того будешь по уши влюбляться; и ничего с этим – нельзя будет поделать.
Девушка по ту сторону трубки кивнёт – ты почувствуешь это всеми своими органами – но не ушами. Она добавит к молчанию:
– Да. Хорошо.
Ты обрадуешься, что наконец-то избавишься от скуки и отвращения с помощью человека, который сам испытывает и скуки, и отвращение.
В кафе ты придёшь на полчаса раньше неё. Пройдёт два часа. И она, с сотней пропущенных от тебя на телефоне, будет здесь.
– Прости, я съел два наших ужина, – скажешь ты, – и выпил четыре наших кофе, бутылку вина и рома. И ещё кофе. Я – больше не могу. Поэтому, если хочешь, я возьму тебе кофе с собой и мы уйдём отсюда – как можно дальше.
Она улыбнётся и кивнёт.
Когда вы выйдете из кафе, она спросит тебя:
– Так, что случилось?
– В моей жизни ничего не происходит. Я ждал тебя целых два часа – и они прошли как сон без сновидений. Что вообще происходит вокруг? И что нам с этим делать? Понимаешь?
Она вздохнёт.
– Ты – не первый и не последний, кто страдает этим. Вечно: люди страдают всякими тупыми кризисами. Вот я, например – я не могу иметь детей. Про сирот и суррогатных матерей – даже не говори в моём присутствии; всё это – такая лажа. Вот – почему я так много и курю, – она достанет сигарету и чиркнет зажигалкой, – вот поэтому.
– Ох, прости меня, я не знал.
– Не разыгрывай сцен – всё в порядке. Я не говорю, что мои проблемы – чем-то лучше твоих, потому что я больше страдаю и прочее. Тот факт, что миллионы людей во всём мире – где-то в другом полушарии – страдают больше, чем ты, успешный, знаменитый и богатый художник – ещё не означает, что ты намного счастливее их; возможно – только менее несчастен. Понимаешь, о чём я говорю? У каждого свой камень на душе; и вообще – счастливых людей – нет. Есть – только мы и те, кто лучше притворяются. Так что, меньше парься по этому поводу. Ты художник – вот и твори; занимайся искусством, хоть в этом и нет никакой пользы для других – тебе это поможет. А если время уходит от тебя, как песок сквозь пальцы – то это, возможно – даже к лучшему; может быть, так – будет потом легче его понять.
Ливень. Мириады капель воды будут беспощадно падать с небес – и только для того, чтобы упасть вам на головы. Ты укроетесь под навесом одного кофейного киоска, под которых от погоды будет скрываться ещё четыре с половиной человека. Вы закажите по чашке кофе: латте и еспрессо. В это время – погода окончательно сойдёт с ума: за стеной воды невозможно будет разглядеть конца вытянутой руки, а оставленные праздными владельцами велосипеды – будет просто сдувать и уносить в неизвестность. Вы будете пить кофе и думать: «Выживем или всё-таки нет?». Все будут молчать, содрогаясь от стихии – даже молодая девочка бариста по ту сторону окошка. И латте не найдёт лучшего времени, чтобы спросить у еспрессо:
– Слушай… а давай жить вместе? У меня и комната свободная есть… если хочешь.
Четверо с половиной человек и твоя спутница уставятся на тебя. Ты глубоко вдохнёшь, мысленно терзая себя за такой необдуманный поступок. Тебе не было неловко перед незнакомыми людьми, которых ты приглашал на свидание, впервые встретившись с ними – но перед ней – тебе будет неловко говорить о таких вещах. Тебе захочется выйти из-под навеса, чтобы тебя ветром сдуло прочь отсюда – чтобы не пришлось выносить этих пронзающих насквозь взглядов.
– Давай, почему бы и нет, – скажет она, быстро потеряв всякий интерес, отворачивая голову.
Четверо с половиной человек тихонько хлопают в ладоши, поздравляя тебя. Ты сделаешь вид, будто тех – не существует.
Когда дождь немного стихнет – вам удастся добраться до твоего дома – промокнув до нитки, износив ноги и растеряв последние силы. То, что произойдёт с тобой – будет ни радовать, ни огорчать; у тебя не то, что бы не будет никаких мнений по этому поводу – ты просто устанешь. И мир, и жизнь вокруг – покажутся такими знакомыми и давними, что потеряют всякий смысл, повторяемые до бесконечности. И, кажется, ты на миг приблизишься к тайне этой «игры в бисер».
А с Либертадом, показавшим своё истинное лицо, неотличимое от свиного ануса – ты решишь завязать навсегда. И с ним, и со своей сестрой, которая тогда – совсем перестанет быть последней колонной, удерживающей в равновесии хрупкое здание, под названием: «твоя история». В тот вечер, измученный до смерти – глядя на свою новую любовь, лежащую голой на твоей кровати – ты найдёшь в себе силы взять краски и кисти, и встать у холста. Ты сделаешь пару мазков; затем – ещё. Ты будешь работать несколько часов. Затем – ты посмотришь на свою работу усталыми, измученными глазами, пытаясь понять, что вышло у тебя на этот раз.