На высокой каменной стене, окружавшей королевский сад, стоял молодой Раф Д'Гулар и смотрел, как упряжка лошадей волочет за собой к вырытой в земле яме взрослое оливковое дерево. Новые деревья привозились из Катая, расположенного на востоке, и площадка возле дворца уже начинала приобретать ухоженный вид. На реконструкцию дворца было брошено больше пятисот человек, и работа шла своим чередом, даже несмотря на суматоху и суету.
— Ну, и как все это выглядит сверху? — крикнул кто-то с земли, и Раф посмотрел вниз.
Это был новый дворцовый врач Нильс Хэлдрик. Он смотрел на Рафа, прикрыв ладонью глаза от солнца.
Хэлдрик был высоким, изящным мужчиной в вышитой белой тунике и сандалиях. Лицо его под шапкой густых темных кудрей всегда было безмятежно спокойным. К своим обязанностям он должен был приступить, как только Великий посланник вернется во дворец с королевской семьей.
Раф пожал плечами:
— Вид довольно приличный.
С этими словами он перемахнул через ограждение стены и спрыгнул вниз, гася чувствительный удар согнутыми коленями. Внизу пыли оказалось намного больше.
— Будьте осторожны, милорд, не то вы прикончите моего пациента, — дружелюбно проворчал Хэлдрик. — Позвольте-ка мне взглянуть на вашу руку.
И прежде чем Раф успел возразить, врач взял его за кисть.
Молодой аристократ почувствовал осторожные прикосновения пальцев врача к больным местам. Хэлдрик учился своему искусству в далеких странах и одинаково свободно пользовался как древним эзотерическим знанием, так и современной медициной и инструментами Ксенары.
— Гм-мм, — сказал доктор раздумчиво. — Вы слишком много пьете вина, мой друг. Старайтесь есть побольше рыбы и свежих фруктов и избегайте мяса.
Выпустив руку Рафа, он предложил:
— Давайте-ка отыщем такое место, где воздух немного посвежее.
Молодой Д'Гулар покорно последовал за врачом, ощущая в больной руке странное покалывание. По пути через площадку им приходилось постоянно огибать группы работников или пробираться прямо сквозь них.
— Как красиво, — заметил Раф, рассматривая цветочные клумбы. — Однако все усилия в конечном итоге могут оказаться направленными лишь на то, чтобы доставить удовольствие моему брату-недоумку, в жилах которого случайно оказалось несколько капель королевской крови.
— Все может быть, — неопределенно отозвался Нильс. — Кстати, как ваш отец?
Этот вопрос заставил Рафа горько рассмеяться.
— Как всегда, — ответил он. — Он готов заплатить любую цену, лишь бы посадить на трон Кила. Эовин Д'Ар глупец, если хочет посадить на ксенарский престол дочь Роффо. Если у нее осталось хоть немного здравого смысла, она откажется.
— Боюсь, она просто не сможет этого сделать. — Врач провел его во двор, выложенный красной плиткой. — А вы, Раф? Какая роль во всем этом принадлежит вам?
— Смею заверить, что вам придется приложить гораздо больше стараний и хитрости, чтобы выведать у меня секреты Хэррена.
Нильс только рассмеялся в ответ:
— Боюсь, что я не создан для интриг. Да и не за секретами я охочусь.
Просто я заметил, что вы постоянно держитесь в стороне, наблюдаете, прислушиваетесь. Простое любопытство заставило меня задуматься, на какой стороне вы стоите.
— В настоящее время, — легко ответил Раф, — я стою на солнечной стороне и хотел бы поскорее попасть в тень.
— И все же?
— Я по рождению и воспитанию принадлежу к роду Гуларов, мастер Хэлдрик.
— Значит, сердцем вы на стороне отца?
Раф отвернулся.
— Я младший сын своего отца и не жду никакого наследства. Моего отца ничего больше не интересует, кроме его старшего сына, который наполовину идиот, а наполовину — король. Поэтому можете считать, что мое сердце принадлежит только мне одному.
— В таком случае осмелюсь предположить, что истинная королева Ксенары окажет вам поддержку и покровительство, — сказал врач. — Ваше знание местных обычаев и отношений между кланами и семьями может оказаться ей исключительно полезно.
За разговором они вошли во дворец и теперь очутились в просторной светлой комнате, которая некогда была Утренней комнатой. Ее стены были заново оштукатурены и покрашены, и Раф сморщился от резкого запаха.
— Нет, — сказал он, прислушиваясь, как странно звенит в пустоте помещения его голос. — Как вы верно заметили, я предпочитаю смотреть за играми других.
Раф повернулся, собираясь выйти. Хэлдрик не последовал за ним, он только негромко сказал:
— Пусть вас не удивит, если однажды вы обнаружите, что вас давно заставили вступить в игру.
В этом году розы распустились удивительно рано, во всяком случае, так утверждала королева. В Ксенаре розы цвели круглый год, однако никогда и нигде это зрелище не было столь красивым, как здесь, в Виннамире. Сандаал, пробираясь между кустами роз с плетеной корзиной, то и дело останавливалась, залюбовавшись пышным цветением или принюхиваясь к волшебным ароматам, и никак не могла решить, какие цветы ей срезать. Катина же, одетая в платье, которое своим оттенком способно было соперничать с розами, уже почти наполнила свою корзину.
Сад был великолепен. По стене замка карабкались мелкие, но необычайно красивые темно-красные розы, оплетая балконы и решетки на окнах нижних этажей, а по периметру были высажены неброские, но чрезвычайно ароматные чайные розы. Остальные цветы были самых разных расцветок — пурпурно-красные, розовые, желтые и алые. Неудивительно, что, очутившись в этом царстве красок и запахов, Сандаал немного растерялась.
Наконец она выбрала прекрасную желтую розу, едва раскрывшую свои нежные, чуть тронутые розовым лепестки. Срезав ее, она зашла глубже в сад, где ее внимание привлекли бледно-лиловые цветы. Однако лишь только она приблизилась к кусту, до ее слуха донесся хруст гравия. Осторожно выглянув из-за куста, она увидела мужчину, который вывел из конюшни серого в яблоках коня и повел его по дорожке к широкой площадке за садом.
Он был одет довольно бедно, в запыленные дорожные брюки и темную вязаную рубашку, поверх которой был небрежно наброшен потрескавшийся от старости кожаный камзол. Высокие до колен сапоги отчаянно нуждались в новых подметках. Волосы, такие же темные, как у Сандаал, только слегка вьющиеся, были подстрижены на уровне плеч и завязаны сзади. И незнакомец, и его конь выглядели усталыми.
— Наконец-то они прибыли, — сказала за спиной Сандаал Катина.
— Кто?
— Право же, Сандаал, — пробормотала младшая Д'Ял с плохо скрываемым удовольствием. — Если бы ты слушала, о чем все говорят, вместо того чтобы спать на ходу… Это, должно быть, герцог Госнийский. Старик только об этом и говорит вот уже неделю!
«Стариком» Катина и Роза называли между собой Великого посланника, и в этом прозвище странным образом смешивались неуважение и восхищение.
— Он ждал, пока герцог и принц вернутся из замка Госни на севере.
Теперь мы скоро отправимся домой. Этот Виннамир надоел мне до смерти!
— Но он совсем не похож на герцога, — возразила Сандаал, глядя, как молодой человек привязывает своего коня к коновязи на дальнем конце площадки и исчезает в тени. Несмотря на небогатую одежду, она успела заметить орлиный нос и высокие аристократические скулы герцога.
— Он беден… — многозначительно заметила Катина. — И не стоит твоего внимания.
Сандаал почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, однако смущение быстро сменилось гневом. Она рассердилась на себя, за то что глупые слова Катины заставили ее смутиться. Мужчины этой нищей страны, простолюдины и дворяне, все были неотесанны и, как правило, — неграмотны, а стало быть, не представляли для нее никакого интереса. И все же облик герцога отчего-то заставил ее изменить своему обычному хладнокровию.
— Пойдем, — снова прервала Катина ход мыслей подруги. — Ты собираешь свои цветы слишком долго. Моя корзина уже полна.
С этими словами она принялась срезать розы с ближайшего куста и укладывать их в корзинку Сандаал.