Это об одном священнике… — смущенно пояснила она и искоса глянула на сестру. Хельга сидела, откинув голову к стене, закрыв глаза, и Джоанне на миг показалось, что на ресницах волшебницы блеснули слезы.
— Ты стала писать очень хорошо, — после недолгого молчания голос советницы прозвучал неожиданно пронзительно, а графиня покраснела.
— Да что ты! Это не мое, я бы так, наверное, не смогла… Это Ингрид написала, помнишь? Ну, конечно, ты же должна хорошо знать племянницу гроссмейстера и… Хельга, что с тобой?
Советница резко вскочила, и факельный огонь на стене с тихим гудением метнулся в сторону.
— Знаю ли я Ингрид Равелту? — Хельга резко развернулась к сестре и, ухватив ту за плечи, затрясла, точно тряпичную куклу. — Никогда, слышишь, никогда больше не смей произносить при мне это имя!
Волшебница резко отпустила Джоанну и замерла посреди каморки, слепо уставившись в стену. Перед глазами ее, точно наяву, встала картина почти двухлетней давности. Кабинет гроссмейстера, освещенный золотым солнцем месяца листопада, куда она забрела в тщетных поисках его хозяина — всюду светлое дерево и массивные корешки старинных фолиантов, стоящих стройными рядами на полках. Книжная пыль, кружащаяся в пронизанном светом воздухе. Небрежно лежащая на столе ветка рябины, уже почти свободная от листьев, но все еще усыпанная тяжелыми гроздьями необычайно крупных алых ягод. Знакомый легкий цветочный запах щекочет в носу, заставляя тело наливаться сладкой свинцовой тяжестью. И длинные пальцы Торуса, погруженные в белую копну волос невысокой девушки в накидке рыцаря Ордена, стоящей спиной к двери. А потом Хельга бежит вниз по лестнице, куда-то еще, по заросшей золотыми липами аллее, щурясь то ли от бьющего сквозь редкую листву солнца, то ли от соленой влаги, почему-то мешающей вздохнуть.
Дальше случились долгие дни, невыразительный калейдоскоп лиц, мелькавших вокруг нее ежедневно, череда дел — пустых и неважных. И отвратительная черная боль, которая время от времени выпускала длинные когти, заставляя сердце биться через раз. Позже Хельге удалось справиться, загнать черноту внутрь, на самое дно ставшей вдруг холодной, точно замерзший колодец, души. И однажды, в день первого снегопада, глядя на себя в зеркало, волшебница вдруг обратила внимание, что кристалл, который она носила, не снимая, утратил свои огненные краски, став тусклым и безжизненным. Возможно, изменение его случилось намного раньше, но именно в ту минуту, когда волшебница увидела свой талисман мертвым, она окончательно переродилась.
— Эй, ну ты чего? — откуда-то издалека донесся знакомый голос, и советница почувствовала, что ее тянут за руку.
— У тебя вдруг стало такое лицо, и я… я просто испугалась, — Джоанна, тоже встав, обеспокоено заглянула в глаза сестре и стиснула ее ладонь, подивившись, насколько та заледенела. — Ты замерзла, да?
Хельга в ответ вдруг сильно сжала запястье сестры и, уставившись ей в глаза горящим взглядом, страстно зашептала:
— Брось его, Джонька, ни один короед того не стоит, чтобы давняя за него боролась! Ты рвешься бежать, чтобы его защитить, а он в это время наверняка и не вспоминает о тебе, решая свои проблемы за счет той, которая окажется рядом. Это ведь так удобно!
Блондинка сделала шаг назад и вырвала руки из холодных и цепких ладоней Хельги:
— Да что ты говоришь такое? — голос девушки сперва задрожал, но потом, справившись с минутной слабостью, Джоанна почти закричала: — Алиелор меня любит! И… и я не пойму, как ты можешь говорить мне такое! Я то думала, что ты должна меня понять!
— Дура! — кровь бросилась к щекам Хельги, и советница вскинула подбородок: — Я именно потому и говорю тебе это, потому что понимаю тебя, как никто другой! И я повторяю — ни один пришлый не достоин любви, которую может подарить ему женщина-давняя!
— Знаешь, что? — блондинка прищурилась и, сложив руки на груди, презрительно смерила взглядом советницу. — Не нужно обо всём судить по себе. И обо всех. Мой Сианн — это настоящий элвилин! Он нежен, страстен, благороден и изыскан! А еще он безумно талантлив, как все представители его расы. Пойми меня правильно, Хельга, я не имею в виду ренегатов, предавших свой народ и…
Советница сначала сама не поняла, что именно произошло. Словно со стороны она увидела, как ее собственная ладонь взлетает в воздух и наотмашь бьет сестру по щеке. Джоанна, отлетая вбок, хватается за щеку и кричит, распахнув огромные фиалковые глаза, в которых внезапно начинают отражаться зеленоватые всполохи. Потом Хельга сообразила, что свечение идет откуда-то из-за спины, и медленно, точно в кошмарном сне, обернувшись, увидела, что посреди железной двери ярким светом разгорается пятиконечная звезда.