нным бродягой. Вино жизни выбросило его в странствие по звёздам, вернувшись из которого, он обрёл своё следующее земное воплощение.
Ведь единственный верный способ преодолеть повседневность заключается в том, чтобы познать её на собственном опыте и тем самым отстранить от себя.
Тысяча лет пьянства
ЭПИТАФИИ.
Фу И
Фу И любил и тучку и холм,
А загнулся от алкоголя.
Ли Бо
И Ли Бо тоже умер пьяным.
Он хотел обнять луну
На Желтой Реке.
(Эзра Паунд).
Не хлебом единым, как говорится, жив человек. Нужно что-то и выпить.
А что нужно самой философии? Философии требуются смыслы. Философия учит человека умению не абсолютизировать свой личный жизненный опыт, а подняться над ним и взглянуть на себя и на мир сверху и со стороны. Именно такой подход, получивший в философии название «трансцендирование», максимально приближает человека к пониманию жизненных смыслов. Но только приближает, а вовсе не даёт определённых гарантий понимания. Ведь понимание – это страдание, поэтому человеческое существование наполняется различными символическими способами переживать состояния страдания, и не из-за мазохизма или инстинкта саморазрушения, а из осознанной необходимости понимать.
Согласно мнению одного из основателей философии прагматизма Уильяма Джеймса, «власть алкоголя над людьми объясняется, без сомнения, его способностью возбуждать к деятельности мистические свойства человеческой природы, обычно подавляемые холодом и сухостью повседневной рассудочной жизни. Опьянение переносит нас от холодной периферии вещей к их пылающему центру и на мгновение сливает сознание с самой истиной». Это и означает переход к трансценденции, то есть выходу из своего персонального сознания и переживания его как сознания изменённого. Алкоголь, как форма ненасильственного саморазрушения часто представляет собой попытку выйти за пределы самого себя, с тем, чтобы решить не только свои собственные, но и универсальные проблемы, стереть границы между добром и тем, что мы пока ещё не осознаём как добро. В действительности проблема решается лишь тогда, когда она видна со всех сторон. Поэтому решение её следует искать за пределами самой проблемы. Алкоголь выступает как средство искусственного трансцендирования, в котором вместо неподлинного бытия человек обращается к единственно-возможной смыслообразующей ценности – к смерти. Таким образом, круг замыкается, и философия обретает свой смысл.
В своей работе о смысле жизни С.Франк писал, что первое условие приближения к смыслу заключается в том, чтобы перестать хлопотать и напряжённо задуматься. Для этого требуется философское уединение, которое выступает в качестве внешнего проявления всё того же трансцендирования. Добровольное уединение, будучи философским аналогом экзистенциального одиночества, максимально приближает человека к постижению жизненных смыслов. Человек обретает возможность окинуть ретроспективным взглядом прошедшую мимо него жизнь, вспомнить всё до последнего грамма, а потом путём трансцендирования возвести полученный опыт в категории высших абстракций. Так, своеобразно интерпретированные мотивы экзистенциального одиночества стали одной из исходных точек развития философской концепции американских трансценденталистов XIX века, среди которых видное место занимал философ и писатель Генри Дэвид Торо. Он более двух лет провел в построенной им самим хижине на берегу Уолденского пруда, в штате Массачусетс, вырабатывая собственную философию добровольного уединения. В её основе лежал философский принцип, разработанный мыслителями «Трансцендентального клуба» во главе с Ралфом Уолдом Эмерсоном, согласно которому бесконечное духовное богатство человеческой личности раскрывается лишь когда человек приходит к решению замкнуться в себе, выделиться из обывательского окружения, чтобы найти мощные силы, необходимые для возрождения в своей душе подлинной духовности. Трансценденталисты первыми четко разграничили одиночество, как продукт абсолютного отчаяния городской жизни, и уединение, необходимое творческой личности для концентрации ее внутренних духовных возможностей, которые только и способны создать в душе человека защиту от цивилизации со всеми ее последствиями: потребительскими иллюзиями, усреднением личности, тараканьими бегами в погоне за несуществующим успехом и т.д. В этой связи вызывает интерес очевидное двуединство уединения и опьянения, поскольку банальное пьянство на публике обычно мешает сосредоточиться на главном: «Если другие пили, как бы бахвалясь, долго готовились, таинственно хлопотали, а потом с ужимками отвращения выпивали стакан-другой и быстро, ничтожно пьянели, то дядя Федя всё делал не так. Он пил, словно преследуя какую-то серьёзную и страшную цель – стакан за стаканом, не морщась и не закусывая, а потом поднимался и молча уходил» (Анатолий Ким."Луковое поле»).
Иную концепцию одиночества и уединения, характеризующуюся отсутствием оптимизма во взгляде на судьбу личности, выдвинул С.Кьеркегор. Согласно Кьеркегору, одиночество это замкнутый мир внутреннего самосознания, мир, принципиально не размыкаемый никем, кроме Бога. Непроницаемая сфера самосознания высвечивается трагическими всплескам отчаяния, устойчивая позиция Я сводится к вечному молчанию. Главный тезис Кьеркегора можно представить так: верить в Бога абсурдно, вера претит разуму, но поэтому и надо верить, ибо и сам мир абсурден. То же самое высказывание вполне возможно отнести и к алкоголю: для того, чтобы адекватно воспринимать перевёрнутый мир, нужно самому стоять на голове. «На том я стою – на голове или на ногах – не знаю», – говорил Кьеркегор. Вся жизнь Кьеркегора была, как в поэме Ерофеева, своеобразным опьянением литературным творчеством, он сравнивал себя с Шахерезадой, которая спасала свою жизнь сказками. Ведь алкоголь не всегда убивает духовность, но всегда – рациональность, против которой отчаянно выступал Кьеркегор. Не случайно spiritus (спирт) – это и означает дух. В данном контексте изменённое сознание можно рассматривать как иррациональное инобытие мышления.
«Пиры устраиваются для удовольствия, и вино веселит жизнь» (Екклезиаст 10,19). В своё время английский писатель Оскар Уайльд высказал интересную мысль: «Труд – это проклятие пьющего класса» Перефразируя это высказывание, можно с достаточным основанием утверждать: трагедия человека заключается в том, что когда он не пьян – он трезв. А если смотреть на мир слишком трезво, то можно и спиться.
Можно ли в вузе работать честно?
Казалось бы, риторический вопрос. Однако я решил провести такой самоубийственный эксперимент. И он уже начал давать свои результаты: на днях у нас в добровольно – принудительном порядке распространяли бланки, заполнив которые можно записаться в сочувствующие «Единой России». Мне такой бланк даже не предложили, следовательно, зачислили в неблагонадёжные. Хотя, с другой стороны, функционеры наверное знают, что я использую эту бумажку по прямому назначению. Ибо непонятно, зачем нужно сочувствовать ЕР – разве у них произошла уже, как говорится, «невосполнимая утрата»?
За десять лет работы в институте ко мне в период сессии обращались бесконечные, взыскующие зачётов и экзаменов для отсутствующих студентов, лаборанты и преподаватели. При этом я за всё это время не обратился ни разу ни к кому. Случается так, что (особенно у заочников) около трети списочного состава группы не приходит ни на занятия, ни даже на зачёты.
Вообще, обычный преподаватель (доцент), из тех, кто в любом институте является главной движущей силой учебного процесса, одновременно представляет собой наиболее униженное и бесправное существо, о которое все – от технички и до ректора радостно вытирают ноги. В чём я лишний раз убедился, когда собирал этой весной положенные по закону справки для приватизации общежития. Дошло до того, что завхоз института вырвала у меня из рук уже составленную справку, убежала и отдала её институтскому юристу. А тот замкнулся в своём кабинете и через запертую дверь предложил мне на следующий день прийти к нему на рандеву, где он за небольшое вознаграждение (откат) сделает всё и безо всякой справки. Когда я явился с запросом из суда, в котором судья потребовала выдать мне эту (о составе семьи) справку, работницы канцелярии наотрез отказывались этот запрос регистрировать. Когда судья отправила в институт для получения этой несчастной справки курьера, то его полтора часа гоняли из кабинета в кабинет, а потом сообщили, что «справка не готова». Даже судью и ту удивили все эти фокусы. В итоге суд я всё-таки выиграл и квартиру в общежитии приватизировал. Однако удивление (то самое, которое служит началом философии) осталось.
«Следует указать на недопустимость автократии, т.е. на то, что подглядывание в замочную скважину: ведёт ли преподаватель занятие, или он задержался на целых 5 минут? – приводит к формализации выполняемых преподавателем функций и убивает всякое творческое начало», – написал в институтском сборнике наш преподаватель Вадим Киселёв. Действительно, смешно: секретутка радостно стучит декану об отпущенной на 10 минут раньше положенного группе, декан отчитывает преподавателя, указывая на нарушение трудовой дисциплины. А в сессию они, по выражению Достоев