Вот я и боялся, что, если вдруг его начнут одолевать читатели, его юное сердце может не устоять перед искушением и он невольно много возомнит о себе. Потому-то я решил без согласия Родительницы никому не давать его адрес.
На следующий день во время обеда дочь сказала мне:
— Такая хорошая стоит погода, жалко возвращаться в Токио… Может, предупредим сторожа и задержимся здесь еще на несколько дней?
— Но мы обещали, что вернемся через месяц, у него могут быть свои планы… Давай все-таки вернемся первого.
— Но остается всего шесть дней.
— Целых шесть дней. Надо их прожить неторопливо, радуясь каждому.
— Но первого числа дороги всегда перегружены, придется выезжать очень рано, ты к этому готов?
— Конечно готов. Ведь мы на машине, встанем и сразу поедем.
Я был настроен столь беспечно, потому что и вправду чувствовал себя прекрасно, по саду гулял без палки, что касается книги, то я рассчитывал завершить работу над ней до конца года, ведь уже начата была пятая глава. Поэтому я не волновался, полагая, что и живосущая Родительница будет мною довольна.
Сразу после обеда я вышел в сад и, устроившись в шезлонге под лиственницей, приступил к очередному сеансу погружения в природу. Но мне никак не удавалось сосредоточиться, я все время невольно возвращался мыслями к названию новой книги, обдумывая, какой вариант предпочесть — «Замысел Бога» или «Милосердие Бога»…
Не знаю, сколько прошло времени, может быть, я неожиданно задремал, но вдруг очнулся, к великому своему удивлению услышав, что меня кто-то зовет по-французски.
— Дорогой мой друг, Кодзиро! Я так долго искал тебя, мне так хотелось с тобой поговорить! И вот наконец нашел. Какая радость! Сколько же лет мы не виделись? Ты постарел. Но я за тебя спокоен — ты стал прекрасным писателем и до сих пор вдохновенно творишь!
— Жак? Я тоже тебя искал. Но говори помедленнее, я плохо понимаю по-французски. И вообще, где ты? — спросил я и попытался привстать, но тело меня не слушалось.
— Где? Но разве ты не помнишь, что я тебе говорил тогда, у Скалы Чудес? Ты признал существование Бога, великой силы, приводящей в движение Вселенную — в последнее время ты называешь его Великим Богом-Родителем… Более того, после долгих колебаний ты наконец решил жить, повинуясь указаниям этого Бога. Просто замечательно! Ведь я часто говорил тебе там, в Отвиле, в нашем храме… Сила Великой Природы, уготовив тебе судьбу писателя, нарочно сделала так, чтобы ты заболел туберкулезом и попал в санаторий, поэтому ты должен набраться мужества и заняться литературой… Но ты пропускал мои слова мимо ушей и все только смеялся надо мной. «Улыбка Бога» — это первое произведение, которое ты написал, ведомый любовью Бога, Силы Великой Природы. И теперь я за тебя спокоен…
— Ах, Жак, как я рад тебя видеть! Но где ты пропадал столько лет?
— Разве я не здесь, с тобой? Разве ты меня не слышишь? Я тоже ждал нашей встречи. Ты ведь хотел поговорить со мной о своих произведениях, правда? Так что тебя смущает теперь?.. Тогда, в Отвиле, я рассказывал вам о полетах в космос, а Морис и Жан знай насмехались надо мной, называя фантазером… Но человек — замечательное творение. Люди занимались наукой, не жалели сил и вот высадились-таки на Луну. И Морис и Жан были прекрасными, бескорыстными друзьями. Я рад, что их жизнь сложилась удачно.
— И Морис и Жан так упорно тебя разыскивали. Где же ты был?
— Как тебе сказать… Впрочем, теперь-то ты, наверное, поймешь… Я в лоне Великого Бога, под защитой Его любви. Он направляет мои действия, а я усердно совершенствуюсь, дабы в будущем помогать Ему в сложном деле Спасения Мира.
— Значит… — произнес я, и тут вдруг мне удалось приподняться. Я хотел сказать: «Значит, ты умер?» — но не смог произнести ни слова. Внезапно голос, говорящий со мной по-французски, замолк, и сколько я ни вертел головой, Жака не увидел.
Я поднялся, но, разумеется, в саду никого не было. Значит, он действительно умер? Сердце громко стучало в груди, я вышел из-под лиственницы и сразу же направился к смотровой площадке.
Над головой простиралось чистое — ни облачка — небо. К этому небосводу, к этой зеленовато-голубой атмосфере воспаряют души умерших, превращаясь в сгустки энергии, воспаряют, чтобы их приняла к себе Сила Великой Природы. Да, это так. Вспоминая то, что Жак говорил мне тогда, в нашем храме перед Скалой Чудес, я, подняв глаза к небу, безмолвно звал: «Жак, Жак», по щекам моим струились слезы, но его не было нигде, в полуденном небе царил мертвый покой…