Гул голосов поднялся над толпой. Все стали переговариваться, переглядываясь, пока Прамк не призвал всех к молчанию громким приказом помолчать.
– Твоих с ними переговоров, старейшина Кахчи. Мы не слышали ровным счётом ничего, да будут предки мне свидетелями! За сколько девок ты продал свой народ, старик?
В толпе послышался гневный шёпот. Хитрый и злопамятный Прокр сделает всё, чтобы уничтожить его, Кахчи знал это. И был готов.
– Я далёк от этого, и все прекрасно осведомлены об этом, чего не сказать о тебе, Прокр из клана Прамков. Но нам нет нужды ссориться. Люди не требуют от нас возвращения на болота.
– Пусть люди сами туда отправляются! – закричал Прамк, явно не поняв слов Кахчи, потому, подождав, пока поддерживающий рёв собратьев утихнет, тот повторил:
– Нам не нужно возвращаться на болота. Нам дают земли у большой воды.
На этот раз толпа оживилась, радостно кивая и посмеиваясь.
– И ты поверил? Наверняка это лишь уловка, чтобы выманить нас и перебить, ведь внутри этих стен им никогда этого не сделать.
– Верховный Страж дал слово чести. Нарушить его для Стража означает подписать себе смертный приговор.
– То лишь слово человека, данное банемиду. Оно не стоит ничего, старейшина. Или ты забыл, что люди – наши враги, и они ненавидят нас так же, как мы ненавидим их?!
Лица в толпе вновь стали хмурыми. Аргументы Прокра им явно пришлись по душе. Вряд ли кто-то из них захочет покинуть город только лишь для того, чтобы быть убитым в поле.
– Они смогут убить нас здесь. Эти стены возводились людьми, и они знают, где их можно обрушить. Всё это время их копатели прокладывали тоннели под город, и через несколько дней люди пойдут на штурм, обрушив стены. Но их Верховный Страж устал от смертей и разрушений. Он понимает, что сражение с нами не является решением векового конфликта между нашими народами. И, истребив банемидов здесь, он не обеспечит мир и безопасность, а только сильнее обозлит нас. Стражи не желают жить в постоянном ожидании вторжения.
– Вместо этого они желают заточить нас внутри своих земель, имея возможность уничтожить врага в любое мгновение! Это по-твоему лучше, Кахчи!
– Ты, как и я, Прокр, старейшина, но я не вижу в тебе мудрости. – Он повернулся к окружающим. – Банемиды! Нам предлагают мир. Я вижу, что здесь много семей с юными и сильными потомками, с совсем крохами и уже взрослыми детьми. Вы желаете им смерти или жизни в прекрасном месте? В месте, где можно не бояться, что их утянет трясина или болотный змей, что какая-нибудь муха отложит своих личинок им в глаза? Там мы сможем возделывать землю и высаживать растения, которые будут кормить нас, разводить скот, которым нас снабдят люди, строить лодки и ловить рыбу в открытом море, чего наш народ не делал со времён изгнания. Да, есть опасность быть обманутыми. Но есть шанс всё изменить. Это то, почему мы вышли за Хкарритом из болот и почему некоторые оставили его, когда он повёл войска на Земли Королей. Это та самая лучшая жизнь, которую всякий из нас искал для себя и своей семьи.
Большинство одобрительно загудело сотнями голосов. Те же, кто шёл воевать с людьми не ради новой жизни, а из мести и жажды крови, презрительно скривились, поглядывая на ликующих собратьев.
– И даже ты, Прокр, поддержал меня, когда наши кланы решили остаться здесь, отказавшись подчиняться Железному банемиду. По какой причине тогда Прамки приняли такое решение?
Тот замялся, понимая, что дискуссия проиграна.
– Мы здесь ради лучшей жизни для своих потомков…
– Именно. – Он снова обратился ко всем: – Тогда что мы предложим потомкам? Ничего, оставшись здесь и погибнув внутри стен человеческого города, или будущее, ради которого мы убивали людей?
– Будущее! – проревела толпа, яростно затопав ногами. И даже те, кто не хотел мира, поддавшись общему настроению, принялись улюлюкать и свистеть, так же топча землю.
«Что ж, человек, надеюсь, тебе всё-таки можно верить…» – подумал про себя Кахчи и направился к своему жилищу сквозь почтительно расступавшуюся перед ним толпу.
Он любил прохаживаться между рядами палаток своих братьев по оружию. И пусть многим уже изрядно надоело прохлаждаться здесь без дела, каждый понимал, что ему некуда идти, пока враги удерживают сердце их земель. Это была необходимость, продиктованная честью.
Риз был Стражем уже больше двадцати лет, вступив в Орден в достаточно юном возрасте. Он владел луком и метательными ножами, являясь представителем Школы разящей руки. Конечно же, сильнейшей считалась Школа свирепого удара, к которой относился даже новый Верховный Страж, мастер меча Дхорн, но сам Риз мог бы оспорить такое мнение, считая себя лучшим из лучших.