Он был мертв и все еще жил. Крыши его строений были обвалены, стены покрыты язвами плесени и чернильных пятен. Но из его распоротых недр вырывались вспышки энергии — черной, густой, пульсирующей, похожей на ихор оскверненного.
Чем ближе я подходил тем больше мне открывалось. Искореженные колонны были обвиты черными шевелящимися лианами, что выглядели словно змеи в поисках добычи. Горделивые каменные стражи, когда-то охранявшие вход, стояли искалеченные: их лица были стерты временем и яростью, лишь пустые глазницы уставились в пустоту, как немой укор всем, кто сюда забредал.
Стоило мне пересечь сломанные врата духов на входе в храм, как я почувствовал легкое дуновение ветерка. Стояла полная тишина, каждый шаг отзывался глухим эхом, будто храм слушал меня — и ждал.
Я смотрел на развалины храма и видел, что единственная статуя оставшаяся невредимой была статуей Справедливого судьи. Губы искривились в усмешке. Кто бы сомневался, хозяин этого места показывает, что даже в этой дыре его власть велика.
Четыре шага вперед, что символизируют смерть. Первый поклон Великому Небу, что вершит судьбы всего сущего. Второй — Земле, из которой мы вышли, и в которую вернемся. Третий — Владыке этого места. И последний самому себе, за свободу воли и ответственность за свои поступки.
И тогда он появился. Темнота в углу сгустилась, стала осязаемой почти как дым.
Фигура в потрепанных серых одеждах монаха. С головой плотно обмотанной бинтами, что скрывали его лицо. И два кровавых подтека на бинтах, вместо глаз.
Он не шевелился, но я чувствовал: он видел меня лучше, чем кто бы то ни было. Не глазами. Душой.
Когда я приблизился, он склонил голову набок, словно оценивая.
— Ты ищешь Справедливого Судью? — его голос звучал как сотни шепотков слитых воедино.
— Да. — Кивнул я отвечая. Не было смысла скрывать мои намерения. Я ощущал, что здесь, под взглядом главного Распорядителя Ада, врать было плохой идеей.
— Тебе нужна помощь в поисках стражей? — Я вновь кивнул и почувствовал, что под этими бинтами его рот скривился в усмешке.
— Кто ты задающий вопросы?
— Нет разницы кто я. Зови меня Безглазым Монахом. Глаза лгут и я их вырвал, чтобы увидеть истинный путь. Единственный шанс пройти дальше по этому пути — узреть.
— И что же я должен узреть?
— Не важно что. Важно как. — Он произнес это будто какую-то великую истину.
— И как же?
— Ты должен научиться смотреть своей душой. Здесь, — продолжил он, медленно вытягивая руку, — ложь сидит в каждом взгляде. В каждом отражении. В каждом шаге. Глаза ведут в пропасть. Не сумеешь увидеть и ты вечно будешь блуждать в темноте своей гордыни.
Я был уверен, что только что его руки были пусты. Но вот на его ладони оказался оторванный кусок погребального савана, испачканной землей и кровью.
— Если хочешь пройти, ты должен отказаться от них. Отдать мне свое зрение. Добровольно.
Меня откровенно напрягала вся эта ситуация, но интуиция твердила, что мне стоит послушать это существо. Я медленно протянул руку и взял ткань.
Она была на удивление тяжелой, словно была сделана из золота или же она хранила груз страхов, тех кто когда-то пытался ее надеть.
Я завязал глаза. И мир исчез.
Я услышал дыхание монаха — едва уловимое, почти неосязаемое.
— Теперь иди, — прошептал он. — Найди свой путь в темноте. И докажи, что достоин.
Тьма сжалась вокруг меня, густая, как смола.
Я стоял с завязанными глазами, чувствуя, как весь мир сливается в один неосязаемый гул. Не было ни верха, ни низа. Ни стен, ни пола. Только я и тяжелые удары моего сердца, бьющие как набат.
Мир наполнился мириадами звуков — храм ожил. И теперь только от меня зависит смогу ли я пройти это испытание.
Первый шаг. Осторожный, выверенный. Камень под ногами был шершавым, покрытым трещинами. Я задержал дыхание и прислушался. Где-то справа — легкий хруст, будто сломали сухую ветку. Слева — дыхание. Тяжелое, неторопливое дыхание большого зверя. А потом я осознал слова монаха. Все это иллюзия и ложь и лишь заглянув внутрь себя я найду правильный путь.
Стоило мне это понять, как все вокруг заполнилось мириадами шепотков: «Остановись…». «Сними повязку…». «Ты не найдешь выхода…»
Это не были слова. Это были мысли и ощущения, которые кто-то пытался мне навязать.