— Идем, голем, — сказал раввин, хватая Йоселя за пальцы.
Вскоре они оказались у дома раввина. Йоселю пришлось низко наклониться, чтобы не стукнуться головой о притолоку.
— Перл, — позвал раввин из коридора.
Перл была в своем переднике и, как обычно, в косынке. Под боком у нее сидела внучка. В правой руке у жены раввина была ветошь для протирки.
— Йегуда, где ты так долго был?
Затем, приглядевшись к Йоселю, она резко умолкла. А девочка заплакала.
— Господи, Йегуда.
— Не бойся. Он еврей.
Тут раввин осекся и не на шутку задумался. Можно ли считать голема евреем? Если еврей создал некое существо, является ли оно само евреем? Раввин не мог сказать, что голем был его сыном.
— …Ну, вроде как еврей.
— А его мать? Кто она?
— У него нет матери. И отца тоже. Но он не причинит тебе вреда. Он будет приносить дрова, рубить их, качать воду, выполнять поручения, подметать и чистить за тебя дом. А самое главное, жена, он здесь, чтобы защитить дома наших людей. Он станет нашим ночным стражем. Он не может говорить, у него нет языка, да и понимает он не так уж много. Болван, Перл. Просто болван. Так что не тревожься о том, кто он такой.
— Он не похож на болвана. По всему видно, что он не глуп… — глаза Перл оценивающе блеснули за толстыми стеклами очков, оглядели черные волосы, ямочки на щеках. Если не брать в расчет, что парень чуть ли не вдвое выше рабби и гораздо смуглее… он чем-то напоминал ее Йегуду, когда ее муж был молодым и красивым.
— Быть может, он твой родственник?
— Очень дальний.
— А, понимаю…
Кажется, Перл кое-что заподозрила. Да и у какой женщины не возникло бы таких подозрений?
— Как его зовут?
— Йосель.
— Ты голоден, муж мой? Ты голоден, Йосель?
— Нет. Увидимся позже. А теперь до свидания.
И с этими словами рабби чуть ли не бегом покинул комнату.
— Здравствуй и до свидания, — сказала Перл. — Как это на него похоже. Ну ладно.
Она повернулась к Йоселю:
— Я приготовлю тебе гречневую кашу… — Жена раввина поставила на ноги девочку, которую все это время прижимала к себе. — Любишь гречневую кашу? Конечно, ты любишь гречневую кашу.
Котелок с водой уже кипел. Перл бросила туда немного гречневой крупы, щепотку соли. Достав из буфета несколько сушеных яблочных ломтиков, она покрошила их на мелкие кусочки и тоже бросила в котелок. Затем взяла деревянную миску и поставила ее на грубый стол. Рядом положила ложку.
— У него нет языка, бабушка, — сказала малышка Фейгеле, ибо, когда голем уселся на пол, она двумя руками раскрыла ему рот, ощупала зубы и вгляделась внутрь.
— Зато все остальное у тебя есть, верно? — Перл повернулась к гостю, глядя ему прямо в глаза.
Он кивнул.
— И ты еврей?
Йосель опять кивнул.
— Что ж, это очень важно. Давай-ка на минутку выйдем во внутренний двор. Фейгеле, будь хорошей девочкой и добудь бабушке маленький прутик.
Сказано — сделано.
Внутренний двор был очищен от снега. Перл взяла в руки прутик и написала: «Ты умеешь писать?» Затем она передала прутик Йоселю.
«Да», — написал он в ответ на немецком.
Она написала на иврите. Он ответил на иврите.
Она написала на чешском. Он ответил на чешском.
— Так-так, — сказала Перл. Затем она написала: «Откуда ты пришел?»
«Я вышел из праха и в прах я возвращусь».
— Понятно-понятно. Это очень интересно.
Когда они вернулись на теплую кухню, малышка Фейгеле спросила:
— А почему на нем такая забавная одежда, бабушка?
— Ох, конечно, с этим нужно что-то делать. Конские попоны лучше носить Освальду.
Вспомнив мула, Фейгеле рассмеялась. Перл дала Йоселю кусок пресного хлеба. Он повертел его в руке, внимательно изучая.
— Такую пищу ели израильтяне в ночь Песах, когда бежали из Египта. У нас не было времени ждать, пока подойдет тесто.