Выбрать главу

– Ты уверена, что жена Хамида приняла ислам? А вдруг наш Хамид сделался армянином?

После ее смерти мы все реже получали известия о дяде Хамиде. Однажды я отнесла его фотографии в школу, показала своим тегеранским подружкам. Парванэ он очень понравился.

– Какой красивый! – улыбалась она – Ему повезло, что он попал на Запад. Я только и мечтаю переехать!

Парванэ много песен знала наизусть. Больше всех она любила Делкаша. Половина девочек в школе обожала Делкаша, остальные – Марзийе. Мне пришлось стать поклонницей Делкаша, иначе Парванэ не захотела бы со мной дружить. Она даже кое-кого из западных певцов знала. У нее дома стоял граммофон, вся семья слушала пластинки. Однажды Парванэ показала мне свой граммофон: маленький чемоданчик с красной крышкой. Переносной, сказала она.

Еще до конца школьного года я многому успела научиться. Парванэ часто просила у меня тетради и записи лекций, а иногда мы готовили задание вместе. Она охотно приходила к нам домой. Легкая, приветливая, ей было все равно, много у нас добра или мало.

Наш дом был невелик. Переднее крыльцо – три ступеньки во двор с прямоугольным прудом для омовений. На одном берегу пруда поставили длинную деревянную скамью, по другую сторону тянулась цветочная клумба – в смысле клумба была длинная, а тянулась она вдоль короткой стороны пруда. Кухня, темная, почти черная, стояла отдельно от дома, в углу двора. Рядом – ванная. Снаружи раковина, так что нам не приходилось качать воду из пруда всякий раз, когда мы умывали лицо и руки. В доме слева от парадной двери четыре ступеньки на небольшую площадку, туда выходили двери двух спален. А этажом выше – еще две смежные комнаты. Первая – гостиная, там было два окна – одно на двор и улицу, а другое – на дом и сад госпожи Парвин. Окна дальней комнаты, где спали Ахмад и Махмуд, выходили на внутренний двор и двор дома позади нашего.

Когда Парванэ приходила к нам, мы с ней поднимались наверх, в гостиную. Особой мебели там не было – большой красный ковер, круглый стол и шесть деревянных стульев, в углу высокий обогреватель и рядом с ним несколько напольных подушек. Единственное украшение на стене – обрамленный ковер со стихом из Корана. Каминную доску мать застелила вышивкой и поставила там зеркало и канделябры, оставшиеся с ее свадьбы.

Мы с Парванэ сидели на подушках, шептались, хихикали, учились. К ней домой меня никогда не пускали.

– Ты не переступишь порога их дома! – раз навсегда постановил Ахмад. – Во-первых, ее брат безобразник, а во-вторых, и сама она бесстыжая. Да что там, у них даже мать ходит без хиджаба!

Я бы ответила: “Кто в этом городе носит хиджаб?” – но если я говорила эти слова, то беззвучно, себе под нос.

Однажды я все-таки заскочила к ним домой всего на пять минут: Парванэ обещала показать журнал “День женщины”. Красивый, хорошо прибранный дом, множество симпатичных вещичек, на всех стенах – картины: пейзажи и женские портреты. В гостиной широкие синие диваны с бахромой понизу. Окна, что выходили на передний двор, были занавешены бархатными шторами того же цвета. Столовая располагалась позади гостиной, проем отделялся шторой. В холле – телевизор, там тоже стояли диваны и несколько кресел, двери оттуда вели в кухню, ванную и туалет – домочадцам не приходилось бегать через двор и в зимний холод, и в летний зной. Спальни все наверху. Парванэ делила комнату с младшей сестрой Фарзанэ.

Счастливые люди! У нас было гораздо теснее. Комнат вроде бы и четыре, но на самом деле мы все топтались в большой комнате первого этажа. Там мы ели, зимой там же ставили корей, а под ним жаровню с углем – для меня, Фаати и Али. Отец с матерью устраивались в соседней комнате на широкой деревянной кровати; в их комнате стоял и шкаф с нашей одеждой и всякими вещами, а нам, детям, выделили каждому полку для книг, но у меня книг было больше, и я захватила две полки.

Маме понравились картинки в “Дне женщины”, но от отца и Махмуда мы журналы прятали. Я читала раздел “На распутье” и истории с продолжением, а потом пересказывала их маме, преувеличивая трогательные подробности, так что она чуть не плакала, и у меня тоже слезы катились из глаз. Мы с Парванэ договорились: каждую неделю, после того как ее мать прочтет новый выпуск, она дает почитать его нам.

Я призналась Парванэ, что братья запрещают мне ходить к ней домой. Она очень удивилась:

– Почему?

– Потому что у тебя брат уже большой.

– Дарьюш? Он на год нас младше. Какой же он большой?

– Как-никак он взрослый, и они считают это неприличным.

Парванэ пожала плечами, но больше не зазывала меня к себе.

Я получила отличные оценки за год, на экзаменах учителя меня хвалили. Но дома никого это не волновало. Мать не вполне понимала, о чем я толкую. Махмуд отрезал: