Я кивнул.
— Если бы то же самое случилось сегодня, — сказала она, — можете не сомневаться, я бы так просто не сдалась. Возможно, обратилась бы в газеты, добилась, чтобы школу закрыли, не успокоилась бы, пока не восторжествовала справедливость. Но я не виню себя за то, что тогда отказалась от борьбы. Ну хорошо… вы давно работаете на полицию?
— Пару лет.
— Вам трудно?
— В каком смысле? — спросил я.
— Ну, например, они все такие важные — представители власти.
— Главным образом я имею дело с одним детективом, — ответил я. — Он мой близкий друг.
— Понятно, — проговорила она. — Значит, вы удовлетворены своей работой.
— Такое случается.
— В каких аспектах?
— Попытка объяснить необъяснимое.
Эллисон сложила на столе руки. Множество украшений, но ни одного кольца. Почему я обратил на это внимание?
— Если не возражаете, — сказал я, — я бы хотел задать вам еще несколько вопросов про Кэролайн.
— Валяйте, — ухмыльнувшись, разрешила Эллисон.
— Вы много с ней общались — лично?
— Напрямую — нет. Но мне разрешали присутствовать на занятиях групповой психотерапии. Она была в одной из таких групп. Обычные сеансы, во время которых руководитель пытался вызвать Кэролайн на разговор, но она всегда молчала, смотрела в пол и делала вид, что не слышит. Однако я видела, что она притворяется. Когда Кэролайн волновалась, у нее начинали дергаться мышцы лица.
— А что ее огорчало?
— Любое персональное обращение.
— А внешне как она выглядела?
— Такой пристальный интерес через столько лет, — проговорила Эллисон. — Что она сделала?
— Возможно, ничего, — ответил я. — Извините, что отвечаю уклончиво, но я и сам почти ничего не знаю. — И расспрашиваю вас неофициально. — Большая часть моей работы напоминает археологические раскопки в местах, выбранных случайным образом. Мы проводим предварительное расследование.
Эллисон взяла бокал обеими руками.
— И не будет никаких кровавых подробностей? Какая жалость. — Она рассмеялась, продемонстрировав идеальные зубы. — Если честно, не уверена, что я на самом деле хочу знать. Ладно, Кэролайн внешне… вы понимаете, это будет картинка, нарисованная семнадцатилетней девочкой. Невысокая, немного похожа на мышку… немного слишком пухлая, неаккуратная. Прямые волосы… тускло-коричневые, вот такой длины. — Эллисон показала на свои плечи. — Они всегда казались грязными. Прыщи… что еще? Держалась она так, словно что-то давило ей на плечи. Детям разрешали одеваться, как они захотят, но Кэролайн всегда носила одинаковые бесформенные платья, похожие на старушечьи халаты. Интересно, где она их брала?
— Специально носила уродливую одежду, — заметил я. — Похоже на депрессию.
— Определенно.
— Она общалась с другими детьми?
— Нет, Кэролайн сторонилась детей и всегда была одна. Она казалась какой-то сонной, словно уходила в свой собственный мир. Думаю, сегодня, взглянув на нее, я бы сказала, что она больна шизофренией.
— Но ее считали потенциально агрессивной.
— Считали.
— А как она проводила время?
— По большей части сидела в своей комнате одна, неохотно шла в столовую, потом возвращалась назад — тоже одна. Когда я проходила мимо нее по коридору, то улыбалась и здоровалась, но старалась держаться от нее подальше все из-за той розовой полоски на личном деле. Мне кажется, пару раз она кивнула в ответ, но часто даже не поднимала глаз.
— Ей давали какие-нибудь лекарства?
— Я не читала ее карточку. Но сейчас, когда вы спросили… думаю, что это возможно.
— Руководитель группы, который пытался вызвать Кэролайн на разговор, вы не помните его имени?
— Джоди Лэвери, — ответила Эллисон. — Она была клиническим социальным работником. Когда у меня возникли проблемы с Ларнером, она меня поддержала. Много лет спустя мы случайно встретились на конференции и в конце концов подружились. Но вам не удастся с ней поговорить. Она умерла два года назад. И мы с ней никогда не обсуждали Кэролайн. Кэролайн Коссак была скорее пустым местом, а не интересной личностью. Если бы не розовая полоска, я, возможно, никогда не обратила бы на нее внимание. По правде говоря, единственный…
— Мадам, сэр, — прервал нас официант.
Он поставил на стол тарелки, и нам пришлось заняться мясом.
— Отлично, — сказал я, прожевав первый кусок.