Ваши легионеры отыскали место сражения, произошедшего шесть лет назад, и при виде человеческих останков «ужасное чувство поглотило разум центуриона». И чуть позже - «голову будто вмиг стянул свинцовый обод, и в нос ударил тяжелый запах крови. Застарелой, ржавой <...> Не в силах более держаться, он опустился на колени и зарыдал». Надо же, какая он у вас фиалка нежная!.. Как же он людьми командует на поле боя? Там ведь не то что какие-то останки шестилетней давности, а куча свежих трупов, раненые, умирающие у тебя буквально под ногами - да герой при своей впечатлительности должен вообще с ума сойти!
Дальше, кстати сказать, становится совсем смешно - «Сознание его покидало, краем глаза он видел, как к нему сбежались его солдаты, пытаясь привести его в чувство, но все было тщетно. Мир подернулся черной пеленой» (извините, я позволил себе расставить запятые вместо вас, чтобы не копировать безграмотное предложение). Я так и представляю, как в этот же день солдаты, приводившие центуриона в чувство, дружно обсуждают важную проблему - командир тяжело болен (очень плохо) или просто малахольный (еще хуже)? В любом случае, подорванный авторитет придется восстанавливать еще полгода.
Придя в себя после своего обморока, центурион погружается в воспоминания о том, как он был ранен и хамил врачам («Еще я буду слушать госпитального вонючку!»). Я понимаю, это исторический роман, и современные понятия о вежливости и приличном поведении к героям неприменимы, но, если рассмотреть вопрос с чисто практической точки зрения, грубить тому, кто лечит твою рану, очень неразумно. Перевязку тоже можно сделать погрубее - не обрадуешься. На месте героя я бы предпочел держаться с эскулапом полюбезнее.
Центурионы разговаривают, как подростки, и к тому же - умственно отсталые: «Ни хрена себе, Кастул! Ты ранен!». В самом деле, обалдеть, какая неожиданность - он ведь только что поднял этого Кастула с земли, не дав врагу его добить, и вдруг оказывается, что лежащий на земле человек ранен, а не просто лег позагорать среди сражения.
Теперь чуть-чуть поговорим о хронологии. В самом начале Кастул осматривает место сражения, которое произошло шесть лет назад. Потом с ним случается обморок, а вслед за обмороком приходит флэшбек о том, как он валялся в лазарете после этого сражения. Потом, уже во время этого флэшбека, у него случается другой флэшбек - о том, как он сражался, и как его друг его спасал. Читателю подобные воспоминания-внутри-воспоминаний не нужны, они только мешают восприятию. Было бы гораздо лучше, если бы центурион осматривал место сражения и вспоминал произошедшее последовательно - как он сражался рядом с Квинтом, как тот его спас, и как они потом беседовали в лазарете. И, конечно, первая глава бы сильно выиграла, если бы воспоминания Кастула не сопровождались обмороком и истерикой. Автору, безусловно, всегда проще передать переживания героя через подступающую дурноту, подогнувшиеся ноги и надрывные рыдания, чем отыскать такие средства выразительности, которые позволили бы читающему присоединиться к чувствам персонажа, но подобный балаган - просто способ максимально дешево решить проблему «как мне показать читателю, что мой герой страдает».
Очень смешно и неуместно смотрится фраза «напряженные отношения в коллективе» применительно к римскому легиону. Слово «коллектив», как правило, не применяют к войсковым подразделениям. Еще более неуместной я назвал бы фразу «перед ним восстали темные стены камеры пять на пять». И я даже не о том, что патетичный стиль («восстали») плохо сочетается с разговорным «пять на пять». Но пять на пять чего? Для современного читателя, определенно, метров. Ну, а для римлянина? Википедия предлагает минимум три меры длины, которые мог иметь ввиду герой - cubitus (44,4 см), gradus (0,74 метра), passus (1,48 м). Отдайте текст на вычитку. Когда в момент ночного нападения ваш Квинт орет «Ублюдки! Вы все сдохнИте!», это мгновенно убивает впечатление от сцены. Ругательства могут передавать экспрессию и напряжение, но ругательства с ошибками всегда выглядят очень глупо и смешно. Когда герои попадают в плен, и Кастул приходит в себя после очередного обморока, разговоры в стиле «шестой класс, вторая четверть» сразу же возобновляются: «А я уж думал, что ты сдох» - «Кто? Я сдох?» - «Нет, идиот, твоя бабка!». Конечно, разговорная речь и непринужденные диалоги делают героев более живыми и понятными читателю, но в этом деле очень важно не переборщить, а современные авторы почему-то часто понимают под «живой непринужденной речью» поведение подростков лет двенадцати, и это всегда крайне утомительно.