Боль от разрыва дистанции вновь усилилась, ощущаясь теперь как бегущая по позвоночнику сколопендра с очень острыми когтями на лапах, которые задевали каждый нерв. Надежды переночевать в шатре резко улетучились. Такая боль не даст нормально поспать. Вероятно, снова придется проситься в лазарет. В душе девушка надеялась, что эльфа принесут в шатер, и ее скитания наконец закончатся, но это было очень маловероятным. Она села в кресло и принялась ждать.
Примерно через час Киллиан принес ей поднос с крупными ломтями жареного мяса.
- Местный кабан, - прокомментировал денщик.
Дичь была красной и сочной, в панировке из розовой соли и каких-то трав, похожих на сосновые иголки. Крупные черные ягоды на подносе пустили бордовый сок от жара. От кувшина с подогретым вином исходила тонкая струйка пара и аромат корицы. Девушка обвела это великолепие голодными глазами.
- Спасибо, Киллиан, - сказала она и с удовольствием принялась уплетать мясо, второпях обжигаясь его горячим соком.
Доев, девушка решила вернуться в лазарет. Выйдя из шатра, она услышала нестройное пение где-то в стороне. Ей стало любопытно, поэтому она изменила маршрут и нырнула в узкий проход между палатками. Вынырнула она на небольшом расстоянии от источника звуков, которым оказались три в хлам пьяных эльфа. Интересные у них поминки, подумалось Кьяре. Она развернулась было уйти, куда шла, но тут услышала в спину:
- Эй, гончая! – и кто-то свистнул, словно подзывая пса. – Ты не на посту!
Тифлингесса резко обернулась и увидела рыжего. Тот не очень твердо стоял на ногах и улыбался, напоминая нахальную лисицу, а бледная кожа раскраснелась от мороза и выпитого вина.
Вторым из пьяной троицы оказался Элледин. Он тверже стоял на ногах, хотя румянец и особенный блеск в глазах выдали его с головой. На нем почти висел Каленгил. Бедного мальчика развезло в пух и прах.
- Опять ты за старое? – страдальчески вздохнул Элледин. – Можно хоть раз выпить с тобой и не ввязаться в драку?
На этот раз у девушки не было такого же радужного настроения, ей захотелось серьезно покалечить рыжего. Оскалившись, она угрожающе бросила ему:
- Смотри, как бы эта гончая тебе что-нибудь не отгрызла!
- Ой, с этого места поподробней! – ответил зеленоглазый. Он сделал глоток из меха. –Собираю пустые угрозы. Хобби такое.
Кьяра гордо проигнорировала это замечание, дернула хвостом и пошла восвояси. В спину ей донеслось:
- Иди-иди на свою цепь! – и нахальный смех.
Метко брошенная подколка взбесила чародейку. Хотелось проучить его, но физически ей нечего было противопоставить взрослому тренированному мужчине, а магически она рисковала размазать его тонким слоем по снегу. Убивать его ради сиюминутного удовольствия так себе идея, да и паладин вряд ли обрадуется. Паскудный щенок! Тысяча бесов ему в глотку!
Однако чем дальше она отходила от пьяной троицы, тем больше ее отпускало. Натяжение поводка ослабло, боль отступила, но прежнее хорошее настроение улетучилось. Пора было думать, что делать дальше.
Она заглянула в лазарет, в надежде не напороться на Эрту. Удача была на ее стороне. У самого выхода она увидела знакомого робкого послушника, Ричарда.
- Здравствуй, Ричард, - сказала она как можно более дружелюбно. – Скажи, как себя чувствует лорд Эйлевар?
Паренек немного помялся.
- Нежность не приходил в сознание, - наконец промямлил он. – Затрудняюсь сказать, какое у него состояние. Господа жрецы пока не делают прогнозов.
- Мне бы как раз поговорить с кем-нибудь из драколюдов. Это очень важно, - попросила она и очаровательно улыбнулась.
Мальчишка вновь смутился, но, судя по всему, улыбка покорила его, и он убежал куда-то за занавеску, а вернулся уже вместе с младшим из братьев.
- Да, Кьяра, зачем звала? – спросил Арум. Вид у него был очень усталый.
Девушка не стала ходить вокруг да около:
- Арум, хочу попросить тебя об одолжении. Можно, пока Эридан в лазарете, я буду ночевать здесь же?
Драконид непонимающе уставился на нее:
- Зачем тебе? У тебя прекрасный шатер, а тут коек меньше, чем хотелось бы.
Кьяра мысленно послала в Бездну Арума, Эридана, рыжего эльфа и чертову жемчужину: все, что сегодня портило ей день. Ей не хотелось говорить кому-либо о своем поводке и дикой боли, которую он причинял.