— Шевалье, — сказал юноша, — можете располагать мной полностью. Я буду рад стать вашим гидом по нашей глуши.
— Оставьте, молодой человек, — усмехнулся я. — Перейдём на «ты». Так всем будет проще.
— Ну, слава Господу, — рассмеялся юноша, опускаясь в кресло. — А то я уже устал от чопорности нашего местного дворянства. Тут же все — почти ровесники моего батюшки, можете себе представить. Один только Жан-Франсуа — сын графа де Вьерзона; всего на пару лет старше меня, но он, уж прости, Арман, настоящий сумасшедший. Я дружил с ним до того, как он уехал в экспедицию на Модинагар, оттуда он вернулся совершенно другим человеком, и дело даже не в том, что он потерял там левую руку. Он действительно тронулся умом.
Во время его монолога я судорожно пытался припомнить имя юного де Морнея (именно таково было родовое имя маркизов Карских), однако на ум ничего не приходило, а называть его по родовому имени после предложения отбросить все формальности было бы попросту невежливо. Придётся как-то выкручиваться.
— Послушай, расскажи обо всём, что у вас тут твориться? — поинтересовался я. — Я видел каких-то людей в женских платьях.
— Дрались они, как солдаты, — заметил Чека'Исо и от звука его спокойного голоса юный де Морней чуть не подпрыгнул. Я же улыбнулся, прикрыл рот ладонью, манера встревать в разговор с репликами, порой и не относящимися к делу, приводила иных моих знакомых, в особенности женщин, в ярость, зачастую из-за того, что они пугались неожиданно прозвучавшего голоса в характерным акцентом. Когда хотел эльф мог быть совершенно незаметным, даже если сидел или стоял всего в паре шагов от тебя.
— Это и были солдаты, — титаническими усилиями стараясь придать лицу прежнее выражение произнёс де Морней (я вспомнил, наконец, его звали Андре). — Капитан д'Аруа придумал переодевать своих людей в женские платья, потому что Зверь нападает только на женщин и детей. Но Зверь не обращает на этих «дам» ни малейшего внимания, он обходит из седьмой дорогой, нападая на действительно беспомощных. — Он помолчал с минуту и добавил: — Наш здешний пастырь — личный исповедник мадам де Вьерзон, Морис Лежар; считает, что Зверь — демон Долины мук, посланный нам во испытание Веры.
— После событий в Брессионе и Виисте, — покачал я головой, — я бы этого не исключал.
— В нашей глуши про эти события почти ничего не известно. Расскажи о них, что знаешь.
— Вряд ли много больше твоего, Андре. Вся информация о них полностью в руках Церкви, а клирики не горя желанием поделиться ими. Брессионе развалился под ударом стихии, это я знаю точно, но то, что началось там после. Это лишь смутные слухи, но они жуткие и отвратительные, что-то об оживших мертвецах, бродящих по разбитым улицам и всё в том же духе. Про Виисту известно и того меньше, там некто по имени Делакруа вытворял разные мерзости, превращая города в могильники, и помогал повстанцу по имени Вильгельм Телль, а после погиб во взрыве, поглотившем развалины какого-то пограничного форта. А может и не погиб, потому что на мести взрыва обнаружили только выгоревшую землю. В общем, это и всё, что я знаю.
— Может сменим тему, — предложил де Морней. — Не слишком-то подходящий разговор для осеннего вечера. Поведайте провинциалу о блистательном Эпинале.
— Он блещет так, что можно ослепнуть, — невесело усмехнулся я. — Его величество и двор почти не интересуются жизнью страны, всем заправляет некоронованный король — кардинал Рильер, организовавший несколько интересных органов власти, практически лишивших короля реальных полномочий в управлении страной. Но думаю, тебе это не интересно. Вот это, — я вытащил из сумки, которую слуга принёс в мою комнату пару эпинальских печатных изданий довольно фривольного содержания, прихваченных с собой в дорогу, чтобы не скучно было, — развлечёт тебя гораздо больше чем я.
— О "Проводник в ночи" и "Шевалье де Разгуль", — улыбнулся де Морней, разглядывая отпечатанные на отличной бумаге картинки. — У нас и "Нимскй вестник" выходит только когда станок провинциальной типографии заставляют хоть как-то работать.
Я не сумел удержаться и зевнул, едва успев прикрыть рот рукой.
— Я утомил тебя, прости, Арман, — почти скороговоркой выпалил де Морней, в голосе его читалось явное нетерпение. — Я оставляю тебя. — Он поднялся и настолько быстро насколько позволяли минимальные приличия вышел.
Когда мы с Чека'Исо остались одни, я встал, подошёл к кровати и плюхнулся на неё навзничь, даже не подумав убрать с неё простынь.
— И что ты обо всём этом думаешь? — спросил я эльфа.
— Здесь властвует зло, — ответил он, вытягивая длинные ноги. — Оно разлито в воздухе.
— Да уж, там где солдаты бегают в женских юбках, явно твориться что-то не то. — Хотелось пошутить, но вышло как-то не слишком смешно. — Странно, я знаю старину д'Аруа, до чего же надо было довести его, что бы он стал переодевать своих людей в женщин.
Чека'Исо предпочёл промолчать. Я же лишь пожал плечами и начал раздеваться, как бы то ни было, а устал я нечеловечески.
Утром после лёгкого завтрака с маркизом и его сыном мы с Чека'Исо отправились в местный приход, где находились люди, которым повезло — или наоборот — выжить после встречи со Зверем. Нас сопровождал, как и обещал, Андре де Морней, ему явно было не по себе от предстоящей встречи с живыми свидетельствами чудовищной деятельности Зверя.
— Послушай, Арман, я останусь снаружи, — произнёс он, когда мы подошли к приходской лечебнице. — Не выношу этого места.
— Оно полно боли, — произнёс Чека'Исо, заставив его в очередной раз вздрогнуть.
— Вот именно, — несколько смущённо буркнул Андре. — Я буду в магазине оружейника Жерара, он, кажется, привёз иберийские фалькаты, а я, знаешь ли, неравнодушен к разного рода саблям.
— Ступай, конечно, — кивнул я. Зачем мучить паренька, в отличии от меня совершенно не привыкшего к крови, боли и зрелищу людских страданий, и, дай Господь, чтобы он никогда к ним не привык.
Первое чем встретила нас лечебница был тяжкий дух застоявшейся боли, состоящий из запахов пота, гноя, крови и всего в том же, простите за глуповатый каламбур, духе. К нам вышел тощий монашек в рясе с белым крестом ордена святого Каберника, то и дело нервно проводивший ладонью по вспотевшей тонзуре.
— Чего угодно, господам? — поинтересовался он, косясь на Чека'Исо.
— Моё имя Арман де Кавиль, — отрекомендовался я, — а это мой друг и спутник Чека'Исо. Я прислан сюда Его величеством дабы покончить со злом, которому дано имя Зверь. Сюда же я пришёл, чтобы осмотреть жертвы этого зла.
— Конечно-конечно, проходите, — покивал клирик, пропуская нас внутрь. — Я меня зовут Альдо, просто брат Альдо. Я забочусь о тех несчастных, на кого напал Зверь. Ведь это мой долг, как монаха Каберника…
Он продолжал что-то ещё бубнить в полголоса, скорее даже для себя, как видимо привык уже делать за долгие годы общения с больными, которые не могут ответить. Он проводил нас в отдельную комнату, где лежали на кроватях израненные Зверем дети.
— Детей выжило после встречи с бестией больше чем взрослых. Они успевали сбежать.
— Пока Зверь расправлялся с их матерями, — уронил короткую реплику Чека'Исо, от которой клирик Альдо закашлялся и опустил глаза, как и любой священнослужитель он предпочитал не задумываться о некоторых сторонах жизни.
— Вы знаете, — отдышавшись произнёс он, — кое-кого Зверь словно намерено оставляет в живых, чтобы они рассказали остальным об ужасе, который он несёт с собой.
— Предполагаете, что им движет чья-то воля? — поинтересовался я у клирика.
— Или же он сам обладает нечеловеческим, извращённым, злобным разумом, более присущим тем, о ком лучше не вспоминать и в лучшие времена, нежели нынешние.
— А что говорят выжившие? — решил я уйти со скользкой темы.