- А ребенок? Чей он? – отважился наконец-то спросить Ашер.
Гитля лишь пожала плечами, что Ашер принял с облегчением: он предпочитает молчание лжи.
Нелегко будет поместить где-нибудь молодую женщину с ребенком. Нужно будет узнать3в общине, где имеются приюты для таких женщин, подумал он тогда.
Но теперь уже по-другому. Ашер уже не думает о приюте. Гитля сделалась полезной и занялась кухней. Под конец даже начинает выходить – надвигает чепец глубоко на лицо и быстрым шагом пробегает через улицу, словно бы опасаясь, что кто-нибудь ее узнает. Бегом мчится на рынок, покупает овощи и яйца, много яиц, потому что сама питается желтками, растертыми с медом. Ашеру она готовит хорошие, знакомые блюда, какие Ашер помнит еще по дому – аппетитный кугель99, чулент100, где вместо говядины кладутся грибы, потому что Гитля мяса не ест. Говорит: евреи с животными поступают так же, как казаки с евреями.
Только ведь Львов – город небольшой, так что вскоре тайна должна сделаться явной. Еврейский квартал можно пройти за десять минут – с Рынка зайти в улицу Русскую и свернуть на Жидовскую, а затем быстрым шагом пробежать через невообразимо визгливую Новую Жидовскую, где дома стоят в страшной тесноте, один на другом, где полно пристроек и лестниц, маленьких двориков, а в них – малюсеньких мастерских, прачечных и лавочек. Люди здесь знают друг друга хорошо, и ничто не уйдет их внимания.
О том, как обстоятельства способны встать на голову.
Катаржина Коссаковская пишет
епископу Каэтану Солтыку
Его Преосвященству Каэтану Солтыку.
Наимилостивейшее наше Преосвященство, позволь выслушать свою верную служанку, именующую себя не только верной дочерью нашей святейшей Церкви, но и Твоей приятельницей, в которой всегда можешь рассчитывать на опору, даже во временах, столь наполненных ужасом, как эти.
Смерть епископа настолько застала всех нас врасплох, что первые дни в Чарнокозинцах царила тишина. Я и сама не сразу узнала, что он умер, поскольку это по какой-то причине удерживалось в страшной тайне. Говорят, что то была апоплексия.
Похороны должны состояться только лишь 29 января – Вы наверняка уже получили об этом весть, и у Вас еще есть немного времени, чтобы сделать соответствующие приготовления к дороге. Знайте, Ваше Преосвященство, что после смерти епископа Дембовского наши дела приняли совершенно иной оборот. Чуть ли не сразу начали действовать раввины и оплачиваемые ними советники короля, и сразу же оказалось, что нигде наши любимцы нигде и никем не поддерживаются; когда не стало епископа, сразу же все дело было как бы отодвинуто в сторону, и им перестали заниматься. Куда я только не пойу и что ни скажу по этому делу, тут же бьюсь головой о какую-то стену безразличия. А вдобавок, ужасные морозы запирают людей в домах, никто даже носа не высунет. Вся наша Речь Посполитая зависима от погоды. Возможно, потому-то так долго и с похоронами тянут, чтобы снег улежался, и дороги проезжими стали. А сейчас и могилу не удалось бы выкопать.
Беспокоит меня то, Ваше Преосвященство, что все наши усилия пошли напрасно. Насилие, нанесенное перед тем талмудистам, обратилось теперь против сабсачвинникам. Еврейские общины реквизируют их дома – это в самом еще лучшем случае, потому что много их сгорело со всем имуществом. И вот приходят они, несчастные, ко мне за помощью, а что я сама для них могу сделать, когда не стало епископа? Даю им одежду и немного денег, чтобы хватило им на фуры и на переправу за Днестр. Ибо они толпой все бросают и мчат на юг, к валахам, туда, где их предводитель. Иногда я им даже завидую, и сама бы отправилась за теплом и солнцем. Во всяком случае, видела недавно такой поселок малый сабсачыинников, опустевший до самой последней хижины, так что дрожь меня охватила.
Я и сама утратила охоту к каким-либо действиям. Немного побаливала, простудившись, видимо, во время поездки из Рогатина в Каменец,, и ничего потом разогреть меня не могло, даже многолетняя аква вита моего мужа. Говорят люди, будто бы епископ Дембовский был иудейским проклятием поражен, и от того и умер. Рассказывал мне один корчмарь, будто бы над головой епископа заклятия те сталкивались. Одно была ему на защиту, а другое – ему на погибель. Одно заклятие от его любимых сабсачвинников, другое – от раввинов талмудистов. Вот так здесь люди говорят, хотя лично я ни в какие заклятия не верю, иудейские или не иудейские. Вот только посеяло все это во мне беспокойство, что над нашими головами происходят некие космические войны, какие-то силы летают, сталкиваются будто тучи, а мы же ни о чем и не подозреваем, столь бессильные, что ничего и не упомним.