- Кто это? – отважно кричит священник. – Кто это блуждает по ночам, мешая покою христианской души?
И тут один из призраков, тот что поменьше, приближается к нему, и тут же ксёндз узнает старого Шора, хотя и не различает еще его лица. Он сдерживает дыхание, настолько поражен его видом. На мгновение теряет речь. Да что же они здесь делают ночью, жиды проклятые? Тем не менее, он сохраняет самообладание, приказывая Рошко идти и возвращаться в дом.
Священник узнает и Грицька – как же тот вырос. Не говоря ни слова, Шор ведет ксёндза к повозке с навесом их материи и одним движением отбрасывает ткань. Ксёндз видит небывалую вещь: практически вся повозка заполнена книгами. Они лежат, упакованные, связанные ремешками по три-четыре.
- Матерь Божья, - говорит ксёндз, а последний слог, то самое, и тихое, "жья", задувает огонь свечи. Затем втроем, молча, они заносят книги в дом, в кладовую, где ксёндз хранит мед и воск, и куски трута, чтобы летом окуривать пчел.
Он ни о чем не спрашивает, желает лишь предложить им стаканчик горячего вина, оно уже на печи, а приехавшие замерзли. Тогда Шор отбрасывает капюшон на спину, и каноник видит его лицо, все в синяках; потому-то у священника трясутся руки, когда он разливает по стаканам вино, которое, к сожалению, уже остыло.
А потом неожиданные гости исчезают.
О пещере в форме буквы алеф
Нужно пройти через христианскую часть деревни, мимо перекрестка, который здесь исполняет роль небольшого рыночка, где стоит корчма брата Собли, и где продается наливка на местных травах – как лекарство, а не как выпивка. Здесь же товарный склад и кузница. Дальше нужно идти прямо, пройти мимо костела и дома приходского священника, потом католическое кладбище, несколько беленых домов мазуров (так здесь называют поселенцев из Польши) и чуть дальше – маленькую церковку, чтобы выйти за поселение и добраться до пещеры. Деревенские боятся туда ходить, место колдовское, весной там осень, а осенью – весна, время идет там в своем ритме, не так, как внизу. Собственно говоря, мало кто знает насколько огромна та пещера, но говорят, что она в форме буквы алеф, пещера и является громадной подземной буквой алеф, печатью, первой буквой, на которой покоится мир Быть может, где-то далеко на свете под землей таятся и другие буквы, целый алфавит, построенный из ничего, из подземного воздуха, из мрака, из плеска подземных вод? Израиль верит, что это громадное счастье, жить столь близко возле первой буквы, а еще – возле еврейского кладбища с видом на реку. Всегда у него дух запирает от впечатления, когда он глядит с холма над деревней на весь мир. Он одновременно и прекрасен, и жесток. Парадокс, словно бы живьем взятый из книги Зоар.
Пещера Оптимистическая, с. Королевка, Тернопольская область, Украина
Йенту везут тайком, под самое утро. Ее завернули в саван, присыпали сеном, если бы чужие глаза были излишне любопытными. Четверо мужчин и три женщины. Потом мужчины опускаются на веревках через узкий вход в пещеру вместе с телом, которое легкое, словно бы набитое сухими листьями. На четверть часа исчезают и возвращаются уже без тела. Его уложили поудобнее, на шкурах, в скальной нише, в земном нутре, как говорят. Еще говорят, что странно нести такое тело, потому что оно нечеловеческое: легкое, как будто бы птичье. Собля плачет.
Потому-то все облегченно выходят на солнце, которое как раз взошло, обтрепывают одежду и возвращаются в деревню.
Взгляд Йенты еще провожает их немножко, до дороги, считает из шапки, но потом ему это надоедает и, возвращаясь, он легко касается вершин дозревающих трав и сбивает пух с одуванчиков
На следующий день в пещеру спускается Песеле. Она зажигает масляную лампаду и сразу же, пройдя полтора десятков метров, попадает в высокое помещение. Огонек лампы освещает странные стены, сделанные как будто бы из оникса, где полно выступов и висящих сосулек. Песеле кажется, будто бы она вошла в одну из тех снежинок, которые появлялись на коже Йенты. Она видит тело прабабки, лежащее на естественном возвышении; оно кажется ей меньшим, чем вчера. Но кожа розовая, а на лице блуждает та же самая усмешка.