– Ну да, ну да… Но у нашего больного такая особенность, он за вечер три-четыре литра вина усидеть может!
– Ну, это у кого какой аппетит… – не желая спорить, пошутил доктор.
– Да, аппетит и утром следующего дня тоже…
– Ну и на здоровье!
Рита сдалась, а я решил закрепить успех:
– Доктор, я привык круглый год купаться в море. Можно мне уже снова начать плавать?
– Да вы что, сэр?! Ни в коем случае!
– Ага-ага… А вот я ещё ходить полюбил в последний год, ходил каждый день по десять километров. Можно возобновить?
– Что вы, сэр! Не более двух километров.
«То есть до магазина и обратно», – удовлетворённо подумал я, но вслух ничего говорить не стал.
Мы ехали домой, и я не уставал восторгаться высоким профессионализмом своего доктора. А Ритуля, по-моему, в нём несколько разочаровалась.
Кстати, про курение Ритуля доктора вообще не спрашивала, а он и сам эту тему не поднимал. Дело в том, что к нему я уже пришёл некурящим – мне так надоели вопросы, курю ли я, пока мне ставили первоначальный диагноз, что я ещё до операции понял, что не курю, оказывается.
А с Владимиром Николаевичем Войновичем мы в последний раз виделись в холле лимасольского отеля «Аполлония» лет за шесть до описываемых событий. Он тогда уже торопился на самолёт и пообещал, что выпьем в следующий его приезд. Но на следующий год я в это время как раз уезжал в Москву проститься с умирающим от рака отцом, а на следующий год ушёл уже и сам Владимир Николаевич.
Стал я задумываться о разном. Например, о том, что пора бы мне зоопарк свой закрывать. И не потому лишь, что кадровые проблемы надвигаются, но и территориальные – мы переезжаем в новый дом. А в новом доме места будет мало не только для индюшек, но даже и для рыбок. Прежде я думал, что индюшек мы съедим, а сейчас что-то и к ножу рука не лежит, и аппетита нет. А рыбок аквариумных вообще замучаешься потрошить.
И тут подумал:
– О! Отвезу-ка я всю эту прелесть к Роберту!
Роберт – хороший мой друг и совершенно оголтелый держатель приюта для бездомных и больных собак. Он словак, но по-русски очень даже неплохо говорит. Познакомились мы с ним случайно лет пять назад.
Однажды хорошая наша подружка прослышала про альтруистический собачий приют, куда можно приехать и поводить на поводке приглянувшуюся собачку по близлежащим красотам. Прослышала и повезла туда свою доченьку, которая очень любит собачек.
Погуляли они, восторгаясь собачками и их смотрителем, и он им решил ещё и другую часть своей фермы показать. А там рыбы в огромных аквариумах и количествах! Да-да, не рыбки, а рыбы или даже рыбищи, потому что некоторые из них выходили размером больше метра.
Гости так обалдели от увиденного, что Оля набралась смелости и сказала, что у её друга завтра день рождения и он аквариумист с более, чем пятидесятилетним стажем. И можно ли у вас, Роберт, купить рыбку в подарок другу? Роберт тут же бесплатно отдал Оле пару великолепных дорогостоящих, не скажу, рыбок – они были сантиметров по пятнадцать.
И я, конечно, захотел сам увидеть этого дарителя породистых рыб.
Роберт оказался на целых тринадцать лет моложе меня, но с таким испитым лицом, что мы выглядели ровесниками, и все возрастные границы между нами рухнули. Но он уже много лет был в завязке, и я имел шанс через несколько лет стать его дедушкой. На фотографии, конечно.
Потрясающим другом оказался Роберт. Он мне дарил аквариумы и оборудование для них, корм для рыб, которые сам получал от дарителей – никакого финансирования ниоткуда его приют не получал. Одной привилегией от своего приюта Роберт беззастенчиво и нагло пользовался – любовью сотен безногих, безруких и безглазых больных собак.
Поэтому я Роберту даже звонить не стал – сразу поехал выбирать вольер для своих индюков.
Мы давно не виделись, и он встретил меня очень радушно.
– Ты хочешь, чтобы я забрал твой зоопарк? Ну почему же нет, изволь!
– Ну вот спасибо, дружище! – кинулся обнимать его я.
– Только я тебе должен сказать, Маратка… У меня последняя, четвёртая, стадия рака лёгких.
Роберт заулыбался победно и закинул на голову свою майку. На груди были следы от недавней операции.
А я тогда ещё не знал, что у меня уже тоже рак лёгких в заключительной стадии, и тоже вскинул майку.
– Щенок! Из вас, лёгочников, при нынешней науке только редкодырчатые дуршлаги делают. А мы, почечники, наполовину разрезаемся!
Мы обнялись с Робертом, и он прошептал мне на ушко, что щенок-то я, поскольку он уже восемь раз химиотерапию перетерпел. А я сколько раз?