Выбрать главу

Максим Владимирович Моторный

Кнопка

Они провели меня по длинному коридору и, наконец-то сняв наручники, развязали мне повязку, закрывавшую глаза. Я осмотрелся. Это была тесная комнатка с белыми стенами, в которую умещалось только два предмета – низкий деревянный стул и узкий стол, вросший в стену.

– Садитесь, – сказал Агент. – Это и есть ваше рабочее место.

Когда меня вербовали, то утверждали, что работа будет тривиально простой, недолгой, безопасной и, что главное, очень хорошо оплачиваемой. Идя к стулу, я терялся в догадках. Что меня заставят делать? Сдавать семя в Международный фонд? Писать рецензии на графоманские романы? Тестировать новые компьютерные игры? Или же меня просто обвели вокруг пальца, втянув в подозрительную аферу?

Усевшись, я увидел еще две вещи – красную электрическую лампочку и ровно под ней большую пластмассовую кнопку с ложбинкой. Я положил палец в нее. Кнопка была очень удобна, казалась упругой и податливой одновременно, словно гашетка хорошего джойстика, и вызывала желание плавно вдавить ее в стол до упора.

– Не нажимайте, – вскрикнул Агент. – Уберите пока с нее палец, – сказал он уже спокойнее. – Еще не время.

– Не время, – повторил за ним я. – Значит, моя работа – нажимать эту вот кнопку?

– Совершенно верно, – серьезно сказал Агент.

Дурацкая улыбка расползлась по моему лицу.

– Не иронизируйте, – продолжил Агент. – Просто внимательно выслушайте и запомните все, что я сейчас скажу. Отныне каждый раз, когда в этом возникнет необходимость, вас будут привозить сюда. В ваши обязанности входит следить за лампочкой. Как только она загорится, раздастся дополнительный оповещающий сигнал – прозвучит звонок. Он будет продолжаться до тех пор, пока вы не нажмете на кнопку. Итак, вы слышите звонок и меньше, чем через минуту жмете на кнопку. Вам все ясно?

– А если… – начал я.

– Не стоит затягивать с этим, – перебил меня Агент, – это может повлечь очень серьезные последствия.

Я предпочел не уточнять, что это будут за последствия.

– Я повторяю, вам все ясно? – раздельно произнес Агент, тем самым подчеркивая важность вопроса.

Что-то неконкретное крылось в постановке задачи, и я явно что-то не понимал и хотел спросить, но не знал что. Переборов нерешительность я ответил:

– Да.

За спиной послышался звук закрываемой двери. Я встал и, желая проверить, толкнул ее. Она действительно была заперта, притом очень крепко.

Вернувшись назад за стол, я стал следить за лампочкой, подперев голову руками. Она не заставила себя долго ждать. Вспыхнула светом и замигала красная точка. Зазвучал громкий и резкий звонок, словно кто-то трусил новеньким медным колокольчиком прямо над ухом. Я медленно поднял палец и нажал на кнопку. В комнатке вновь воцарилась тишина.

В коридоре послышался звук шагов, и дверь распахнулась.

– Пойдемте, – сказал Агент, – на сегодня ваша работа окончена. Они вели меня по проходам и лифтам неизвестного здания, а я внезапно понял то, что хотел бы знать: что случилось с прежним хозяином моего теперешнего "кабинета", и что же делает эта таинственная кнопка?

Меня оставили одного в комнате. Я подошел к столу и, отодвинув стул в сторону, уперся в столешницу ладонями. В комнате как всегда было тихо, только за правой стеной раздавались неясные звуки. Я внимательно прислушался. Источник звуков приблизился, и я услышал крик.

– Нет, – кричал кто-то. – Не надо! Не надо же, сволочи, – молил плачущий голос. – Нет! Не-е-е-е-т!

Раздался щелчок, как будто закрылись наручники. И две пощечины. Тут же загорелась лампа, и зазвучал звонок. Я мгновенно нажал кнопку.

– А-а-а! – послышалось из-за стены. А звон не исчез. Лампочка горела по-прежнему. Я нажал кнопку снова. На этот раз послышался даже не крик, а клокочущий стон. А лампочка все горела. Я нажал и, не отпуская, давил кнопку. Вопль за стеной бессильно угас, а звонок все верещал сухим треском…

Я проснулся. В дверь настойчиво звонили.

– Кто там, – глухо спросил я, поднявшись и подойдя к двери.

– Собирайтесь, – услышал я голос Агента, – ваше присутствие срочно требуется на работе.

Мысли о кнопке не покидали меня ни на мгновенье. Меня могли привезти на работу глубокой ночью или ранним утром – в любое время суток. Регулярных выходных у меня как таковых не было, но бывали дни, когда за мной не приходили вовсе. Я был вынужден постоянно носить на руке браслет, даже когда спал, чтобы они быстро могли меня отыскать. За мной всегда приходил всегда один и тот же Агент с двумя вооруженными не то охранниками, не то надзирателями. Они завязывали мне глаза, цепляли на запястья наручники и куда-то везли. Откровенно говоря, я не был уверен даже в том, что меня каждый раз везли в то же место, хотя обстановка в комнатке всегда оставалась неизменной. Я терялся в мыслях. Положение усугубилось, когда мне выдали мою первую зарплату. Сумма была настолько внушительной, что я окончательно убедился в мысли – за кнопкой кроется что-то нехорошее и почти наверняка противозаконное.

Часто мне снится такой сон. Сырая холодная камера. На испещренной стене – четыре грубых металлических захвата. Сквозь решетки окна виден осенний закат. Чаще всего моросит дождь, и тогда я вижу струйки, бегущие по поросшей зеленым мхом стене.

Звякая ключами, в комнату входит надзиратель. Вслед за ним – священник. Затем двое солдат втаскивают избитого узника. Они тащат его к стене и пристегивают захватами. Узника смотрит на каждого из них, ища поддержки, но не находит ее ни у кого. Даже у бородатого попа в рясе и с Евангелием в черном массивном переплете. Четверо уходят. Щелкает в ржавом замке ключ.

И тут стена напротив узника вздрагивает и начинает двигаться. Остановившись, она обнажает дула четырех скорострельных пулеметов. На моем столе вспыхивает лампочка.

И тогда узник смотрит на меня. Меня нет в комнате, но я знаю, что он смотрит на меня, ища во мне поддержки, как прежде искал ее в тех четырех.

Он ее не находит. Я прижимаю кнопку большим пальцем. Она такая упругая и податливая одновременно, что хочется подержать ее подольше.

Тонкие дула мечутся из стороны в сторону. Свинцовый дождь рушится на стены, выщербляя в ней новые и новые дырки. Пули входят в череп, руки и туловище узника, заставляя содрогаться уже мертвое тело.

Я ненавижу этот сон.

В тот день мне пришлось ждать пятнадцать минут, прежде чем за мной пришли. Этот и дало мне время собраться с духом. Мне уже собрались было завязать глаза, но я остановил их, взяв Агента за руку. Она показалась мне холодной.

– Подождите, – сказал я.

– Я вас слушаю, – ответил Агент.

– Я могу знать, – мой голос почему-то дрожал, – могу ли я знать, что происходит, когда я нажимаю на кнопку.

Я ожидал любой реакции вплоть до пули во лбу, но случившегося я ждал меньше всего, именно потому, что очень на это надеялся.

– Конечно, – согласился он. – Но боюсь, вас это очень… – он тщательно подыскал слово, – разочарует.

– Мне все равно, – сказал я. – Я хочу знать, что я делаю.

Он смотрел на меня с любопытством, предвкушая эффект от слов, которые готовился сказать.

– Тогда вам следует знать еще одно: если вы узнаете ответ на ваш вопрос, мы будем вынуждены вас уволить.

Я задумался, но ровно на секунду.

– Пусть так, – согласился я. Теперь я знал ответ на еще один вопрос – что же случилось с моим предшественником.

– К следующему разу, я думаю, все будет готово, – заверил меня Агент. Они надели на меня все свои атрибуты и повели. Я подумал: а что, если сейчас вырваться? Вот я выскальзываю из наручников, ударяю ведущих меня друг об друга, бью Агента в лицо, выхватываю у него пистолет, вбегаю в первую попавшуюся дверь. И вижу в ней… Нет, ничего не выйдет. Остается только надеяться на их искренность. И ждать.

Этой ночью я увидел новый сон. Полдень. Город, лежащий в низине, словно в громадной чаше, безмятежен и безмолвен. Все утонуло в дремоте. Солнце заливает город сверху. Кажется, что потоки, нет, куски солнца ливнем низвергаются на город, застывший в летней истоме. Слепяще блестящие кабинки векторных сцепок лениво разрезают тупыми носами густой, пахнущий летом воздух. Поля, простилающиеся от незримой границы города, убегают вдаль, пока не упрутся в зеленый краешек перелеска. А за перелеском – холмы, поляны, укрытые щекочущей глаз зеленью. И уже самые дальние, самые высокие холмы укутаны голубой дымкой и чертят размытыми небом вершинами линию горизонта. А само небо лазурное, глубокое, с легкими перьями облаков и белой полоской флайера, росчерком возникшей на севере.