А что в сундуках?
Всю свою жизнь Лерман смотрел, как грузят различный багаж на корабль, и мог по виду определить, каков вес того или иного предмета. В четырех сундуках были камни либо тяжелое железо, он мог бы поклясться.
Зачем мирным переселенцам таскать через моря-океаны камни и железо?
Некоторое время капитан тщательно обдумывал этот вопрос и пришел к неприятному для себя выводу.
— Меня пытаются обмануть, — сказал себе Франц с недоумением и покачал седой головой. — Эти греки почему-то решили, что я дам себя провести.
Может быть, его пассажиры — контрабандисты? Но капитан перевидал на своем веку немало самых разных контрабандистов. Нет, контрабандисты действуют иначе и уж по крайней мере не возят за собой жен и детей.
Или в сундуках спрятано оружие? Тогда эти люди — государственные преступники. Но нет: опять же дети и женщины путали всю картину…
На второй день пути, когда до Босфора остались сутки, Лерман принял решение. Он вызвал к себе штурмана Готфрида Зауэра — молодого человека с косящим правым глазом и выражением лица как у крысы.
— Оружие в порядке? — осведомился капитан, доставая из стенного шкафчика квадратную бутыль с черным и тягучим, как смола, ромом — признанным морским напитком.
Ружей на борту шхуны было по числу членов экипажа — двадцать два. Четырнадцать матросов и восемь членов командного состава имели возможность вооружиться при нападении пиратов. Ружья и боеприпасы хранились в запертой каморке рядом с каютой штурмана и его помощника, обязанных следить за их сохранностью и состоянием.
Готфрид Зауэр косым глазом проследил за движениями капитана и почтительно принял из его руки пузатый стаканчик зеленого стекла, наполненный ромом.
— Что-нибудь случилось? — негромко спросил он. — Пассажиры?
Капитан уже успел понять, что штурман у него в этом рейсе косой, но неглупый. Может быть, он тоже заметил неладное…
— Раздайте командирам ружья, — сказал Франц, загибая пальцы и перечисляя. — Боцману, младшему боцману, старшине и корабельному плотнику… Еще парусному мастеру и канониру. Все, хватит. Зарядите ружья и будьте наготове.
Капитан знал, что делал. Море есть море — тут всякое случается, и нужно предусмотреть любую неожиданность. В открытом море нельзя доверять даже собственному экипажу, который может взбунтоваться в любую минуту. Что уж говорить о каких-то греках…
Штурман через несколько минут доложил о готовности, и Лерман приказал привести к нему главу греческого семейства.
— Что в ваших сундуках? — прямо спросил он, когда старик предстал перед ним в низкой и тесной каюте.
— Наши вещи, — пожал плечами грек, непринужденно почесывая длинную седую бороду.
— У вас очень тяжелые вещи, — мрачно заметил Франц, не предлагая гостю сесть. — Мне нужно увидеть, что там у вас внутри. Я отвечаю за корабль, и это мое право.
— Что беспокоит капитана? — вкрадчиво проговорил старик. — Разве мы не договорились о цене? Разве капитан не получил половину денег вперед?
— Ты должен показать мне, что у вас в сундуках, — упрямо повторил Лерман. — Впереди проливы — Босфор, а потом Дарданеллы. Будет турецкая таможенная проверка, я обязан лично удостовериться, что с грузом на моем корабле все в порядке.
Неожиданно Франц заметил, какие интересные глаза у старика — черные, как дьявольская бездна, и очень-очень глубокие. Как будто смотришь в ад…
— Многочтимый капитан собирается предъявлять груз турецкой таможне? — низко поклонившись и пряча издевательскую усмешку в бороде, осведомился старик. — А по пути в Таганрог многочтимый капитан тоже показывал свое судно и груз туркам? Они видели пушки и ядра?
А вот этого капитан Франц Лерман не любил! Таких разговоров и ухмылочек он не собирался прощать никому. Если он взял на борт греческих переселенцев и принял от них деньги, это еще не означает, что они могут разговаривать с ним в таком тоне.
Он резко встал. Раньше в такие минуты Франц вскакивал быстрее, а теперь не то — спина болит. Но все равно получилось достаточно резво. Схватил старика за окладистую бороду и сильно дернул книзу, так что у нахального грека лязгнули гнилые зубы.
— Глупый старый дурак! — рявкнул Лерман. — Ты находишься не у себя в таганрогской лавке, а на русском казенном корабле. И ты покажешь капитану русского корабля, что там в твоих паршивых сундуках.