— Вот так, не рыпайся, — удовлетворенно пробормотал служилый и накинул на заведенные назад руки татя петлю.
Евдокия, старательно игнорируя бешено колотящееся сердце, посоветовала:
— И ноги ему стреножь, а лучше рыбкой связать.
Воин удивленно посмотрел на неё:
— Это как «рыбкой»?
— Когда за спиной связанные руки и ноги соединяешь.
— Хм…
Дуня думала, что служилый сочтет её ненормальной и жестокой, но он исполнил всё в точности, не обращая внимания на хрипящие вопли связанного.
— Ловко придумано и милосердно, — неожиданно прокомментировал мужчина.
— Милосердно? — поперхнулась Евдокия, разглядывая своего случайного помощника.
Это был мужчина зрелых лет: невысокий, жилистый, довольно привлекательный. Для Руси его внешность не была типичной, но Евдокия оценила французский шарм. Чуть прищуренный взгляд, прямой нос и что-то такое во внешности, что с годами становится только интереснее.
— У татар за побег подрезают жилы на ногах, — коротко пояснил он, приняв молчание боярышни за вопрос.
Евдокия сглотнула, но тут увидела высунувшуюся в окно дедову голову:
— Дуняшка! — запыхавшись, воскликнул он. — Ну чё ты тут разлеглась? Лезь обратно, живо!
— Деда… — воскликнула она, понимая, что он забыл про отраву в её кабинете. В этот момент она услышала грохот за его спиной.
— Ну что ещё? — Еремей Профыч оглянулся и увидел падающего Прохора, а за ним ещё один воин качнулся, пытаясь удержаться за полки, но повалился следом. Боярин моргнул, голова его закружилась и… вместо воев он увидел богато накрытый стол, нарядную Василису, угощающую его яствами.
«Ешь, пей, боярин-батюшка сколько душеньке твоей угодно! Вот свиной бочок с печеной корочкой, а вот соленые шкварочки,» — ворковала она.
Евдокия только и успела с досадой выкрикнуть:
— Деда! Ну что же так!
Помогающий ей служилый бросился за исчезнувшем в окне боярином, но боярышня его остановила:
— Не ходи туда. Отойди от окна, чтобы воздух туда шёл без помех. Сейчас проветрится.
Она замахала руками тем воям, что хотели помочь упавшему боярину и своим товарищам.
— Отойдите, дайте ветру прогуляться по горнице, — и видя непонимающие лица, пояснила так, чтобы поняли: — Там рассыпана сонная пыльца.
— Так они не мертвы? — едва слышно спросил её служилый.
— Нет. Уснули, — объяснила она, а сама поежилась, поняв, что даже при открытом окне эфир свалил с ног взрослых людей. А уж от той дозы, что закачали в кабинет, когда окно было закрыто, она бы уже не очнулась.
Кто бы ни задумал столь изощрённый план похищения, он погорел на исполнителях. Евдокия вспомнила старика-шпиона, который сумел добраться до предыдущего Владыки и чуть не отправил на тот свет князя Юрия, попутно организовав волнения в нескольких городах. Его не удалось тщательно допросить, потому что он остановил себе сердце. Объявил, что он божий человек и ему многое доступно и… замертво упал, заставив сомневаться в своей работе служащих разбойного приказа и породив множество слухов о себе. Вот такой прощальный подарок оставил иноземный шпион.
Церковь отказалась его хоронить на освященной земле, объяснив, что старик был колдуном, добавив слухов к его странной смерти. И только когда разговоры об управляемой остановке сердца дошли до лекарки Катерины, то она разобралась и объяснила, каким образом старик всех ввёл в заблуждение. Оказалось, что ему прямо в разбойном приказе перед допросом передали яд, который останавливал сердце не сразу, а при учащенном сердцебиении, то есть волнении.
Боярин Репешок с Семёном Волком были в ярости, но никого не нашли, а слухи о замученном божьем человеке было уже не остановить.
Однако Репешок и Волк рук не опустили. Они до сих пор раскручивают то дело, выявляют подкупленных людей, поражаясь работоспособности и хитрым уловкам покойного старика, одновременно перенимая его опыт.
От Семёна Евдокия узнала, что укрепление Руси серьёзно обеспокоило некую группу людей, обосновавшуюся подле Папы римского. Волк был уверен, что вскоре оттуда пришлют замену старику-шпиону и вот, кажется, дождались.
«Страшно жить», — кусая губы, жаловалась сама себе Евдокия, как только сообразила, что новый агент теперь прибыл по её душу. Конечно, она может быть не главной его целью, но от этого ей не легче. Если бы не идиоты-исполнители, то её спящей вынесли бы на глазах у всех в сундуке — и никто ничего не понял бы.
— Боярышня, не сочти за неуважение, но тебе бы одеться, — отвлек Евдокию служилый. — Я вытащу сюда твой сарафан…