Тут Евдокия не удержалась и прочитала свою любимую ворону с сыром, чем изрядно повеселила мужей. Её дважды просили повторить эту басню, пока сами не заучили.
Боярышня улыбалась вместе со всеми, радовалась тому, что сумела развлечь мужей, но сама чувствовала себя выжатой. Впервые ей пришлось побывать в роли хозяйки вечера у костра, и это оказалось нелегко. Как только все стихли, Евдокия поднялась.
— Благодарствую за хороший вечер, — приложив руку к груди, произнесла она. — Пойду я.
Все поднялись, ответно поблагодарили её — и у Дуни словно открылось второе дыхание. Ей могли просто улыбнуться в ответ, как всегда бывало, но исполнили ритуал и ответили, как взрослой честной боярыне. Невольно она до предела расправила плечи и запретила себе мчаться в домик вприпрыжку, чтобы согреть озябшие ноги. И совсем благостно на душе стало, когда князь решил проводить её. Тут уж Дуня не оплошала, подарила ему одну из самых добрых своих улыбок и на прощание пожелала спокойной ночи.
Но как только Дуня зашла в домик и закрыла за собой дверь, то ей захотелось смеяться. Ей даже пришлось зажать себе рот руками и от этого стало ещё смешнее.
— Ты чего? — сонно спросила Аграфена, поднимая голову от свернутой в рулон шкуры. Вместе с ней на боярышню посмотрела Арина, сидевшая возле печи и занимающаяся рукоделием под светом толстой свечи, спрятанной в стеклянный плафон. Женка с удивлением таращилась на боярышню и её губы невольно расползлись в улыбке.
Дуня замахала бабушке руками, показывая на дверь и уши. Та хмыкнула и легла обратно. А Евдокии вновь стало весело, и она нарочитой павой прошлась по узкому проходу, а потом задорно изобразила цыганский танец, охлопывая себя руками и смешно качая плечами. Арина прыснула, закрывая себе рот, как давеча делала боярышня. А Аграфена с улыбкой посоветовала:
— Уймись, оглашенная!
Дуня замотала головой и несколько раз прошлась по проходу, молча выписывая кренделя, но запуталась в подоле и упала со смехом. Арина бросилась её поднимать, но боярышня быстро подскочила, чмокнула её в щеку и, изображая пикирующую птицу, понеслась к своей постели.
Евдокия так и уснула с улыбкой на устах. На следующий день боярышня с утра села на Муху и расплылась счастливой улыбкой, увидев, как князь незамедлительно поскакал к ней.
— Доброго дня тебе, Евдокиюшка, — пожелал он ей и протянул завернутое в платочек угощение. — То местные делают, — пояснил он. — Тесто по-особому в печи пекут, а потом медом поливают и в шар катают. Попробуй, необычно!
Дуня развернула платочек и надкусила деревенское лакомство. Всего лишь крошка из белого хлеба, политая медом, но внимание князя она оценила. Тем более он старательно делал вид, что его не интересует её реакция.
— Действительно необычно и вкусно. Благодарствую, — она улыбнулась и изобразила поклон, не слезая с лошади. — Я велю в дом отнести, чтобы с горячим отваром после попить, — заворачивая обратно в платочек угощение, пояснила Дуня.
— Сегодня будем ехать целый день, — сообщил он ей.
— Но как же животные?
— Завтра будет метель, придётся переждать и они отдохнут.
Боярышня удивленно посмотрела на князя, и он рассказал ей, что у пестуна царевича на погоду ломит кости. Постепенно между князем и Евдокией завязался разговор, и они ехали вместе до первой стоянки. После боярышня оставалась в походном домике и слышала, как Юрий Васильевич несколько раз спрашивал, не утомилась ли она, а вечером её вновь пригласили к костру царевича.
В этот раз многие вои постарались расположиться поближе, чтобы тоже послушать сказки Евдокии. Так и повелось. День за днем, неделя за неделей. Остановки в городах перестали радовать и больше утомляли, зато вечера в лесу возле костра стали долгожданными. С пересечением границы воинский отряд Казимира попрощался, и все вздохнули с облегчением.
Окружающая обстановка сменилась. Зима стала намного мягче, жители беднее и угрюмее, а знать воинственней. Евдокия уже в который раз пыталась разобраться, кто с кем на этих землях воюет и получалось, что под колпаком у османов режет друг друга родня. Тот же Стефан пришёл к власти, свергнув дядю, который до этого убил своего брата, чтобы стать господарем. И на фоне этой борьбы за власть известный ей Влад Дракула ничем не выделялся.
— Дуняша, что за шум? — спросила Аграфена, когда внучка вернулась в домик, чтобы отдохнуть.