— Боярышня слишком молода и многого не понимает, — примирительно произнес звездочёт Мартин, склоняя голову перед Стефаном.
Дуня выдохнула, опустила глаза и села. Она поняла, что спорить надо по-другому, а сейчас ей не хватает опыта победить противника. Вроде все сказала по делу, но ее выставил юницей. А все из-за то, что разгорячилась, когда увидела, как бабушка перегорела. Милая и добродушная Аграфена слишком долго сидела в монастыре среди своих и здесь ей оказалось не по силам.
Кусая губы, Евдокия смотрела на злосчастный кубок, которым она ударила по столу и прислушивалась к разговорам. Все оживились, но в поднявшемся гвалте ничего было не разобрать.
Она бросила короткий взгляд на звездочета. Тот вновь распушил перья, как павлин. Евдокия вспомнила своё удивление, когда услышала, что при дворе Стефана живет звездочет. Не астроном, а самый настоящий звездочет! Его пригласили предсказать благополучие союза между Москвой и Молдовой. Когда она это услышала, то проворчала: «Средневековье какое-то!», а потом усмехнулась. Сейчас она вынуждена была рассматривать Мартина, как значимую фигуру при дворе Стефана.
— Наливайте вина, а не разговоры разговаривайте! — остудил горячие головы пожилой боярин.
Аграфена накрыла своей ладонью сжатую в кулак руку Евдокии.
— Не пей больше, — попросила она.
— В горле пересохло, а тут только вино наливают, — пожаловалась девушка.
— Ты ведешь себя шумно и агрессивно.
— Ба, я ж за веру, — смутилась боярышня. — Они не понимают, что сеют зерна сомнений, от которых будет больше вреда, чем пользы.
— Дуня, ты поняла, что я тебе сказала?
— Да, бабуль. Ты права. Чего-то я разошлась, — нехотя призналась Евдокия. — Сама уж думала об этом.
— И спасибо тебе, милая, что заступилась. Я сама должна была, да оплошала. Не ожидала услышать на старости лет за столом православного государя таких мерзких речей и от кого... — монахиня посмотрела в сторону Мартина, но тут же вернула своё внимание к внучке. Та взяла кубок и подняла его, чтобы слуга налил вина, но Аграфена остановила ее и обратилась к слуге:
— Дружочек, принеси-ка нам с боярышней горячего взвара или травяной воды.
— Ба, тут душно, зачем горячего?
— Дуняша, ты захмелела. Потерпи, сейчас взвара принесут.
Евдокия вяло кивнула. Ей нестерпимо хотелось пить, но кроме вина на стол ничего не поставили. Даже маленькая Елена пила разбавленное вино.
Боярышня обвела пирующих рассеянным взглядом. Большинство присутствующих за столом ели руками, подхватывая пищу сложенным пополам кусочком хлебной лепешки. Некоторые использовали ложку, помогая хлебом. Часть дам держала в руках двузубые вилки* и посматривала на остальных свысока. Ели все торопливо — и не зря! Еда исчезала со столов молниеносно, а новую не приносили. Но всего было достаточно, и Евдокия сочла умеренность полезной.
Раздалась музыка и молодежь оживилась. Жена Стефана склонилась к его уху, что-то зашептала, он одобрительно покивал и поднялся, подавая ей руку. Тут же все подскочили и вышли из-за стола.
— Дуняша, ты будешь танцевать? — спросила подбежавшая Елена, воодушевленно подпрыгивая.
— А ты?
Евдокия с сожалением отставила кубок с только что принесенным взваром. Напиток ещё не остыл и ей удалось выпить всего несколько глоточков.
— Мне нельзя, я маленькая, — с горечью ответила девочка, бросая обиженный взгляд в сторону отца с мачехой.
— Тогда и я не буду, — расслабилась боярышня.
— Что ты, как можно? — встрепенулась Елена Стефановна. — Когда ещё веселиться, если не сейчас!
Евдокия попробовала сделать ещё несколько глотков, но обожглась и отставила кубок. Поднялась. К ней сразу подошел мужчина, которого она интуитивно определила, как римлянина и пригласил танцевать. Он был черняв, но форма носа и глаз выдавали в нём не местного. Может не римлянин, но другие эпитеты ей в данный момент в голову не пришли. Она с интересом разглядывала его, двигаясь с ним за другими парами.
— Нравлюсь? — неожиданно спросил он и Евдокия смутилась, потому что он угадал.
Только он понравился ей как художнику, а не как девушке. Было в нём что-то на её взгляд неординарное. В его глазах она увидела ум и образование, а капризные губы ей намекали на безжалостность. Такой обольстит и растопчет, не жалея. Но словно этого было мало, так Евдокии ещё показалось, что нос этого человека указывает на деятельную натуру, уверенно идущую только вперёд. Были ещё подбородок и ряд едва намечающихся мимических морщинок, но объект её наблюдения задал вопрос, и она поняла, что увлеклась.