— Ты что же, его любишь? — вытаращив глаза, возмущённо воскликнула Елена.
— Конечно, уважаю и люблю, — улыбнулась Евдокия. — А ещё горжусь им. В нём удивительным образом сочетаются острый ум, начитанность, смелость, великодушие и многое другое.
— Дунечка, кажется, я понимаю, о чём ты говоришь! Мой отец… он такой же. Женщины считают его красивым, но они глупы и не видят… — маленькая господарынька замялась.
— … что он умен, основателен, прозорлив, убедителен, смел, силён, и ещё много чего, чем можно восхищаться, — подхватила Евдокия. — А ещё он твой отец и ты его любишь любым!
— И мужа надо так же любить?
— Обязательно.
— И ты не знаешь, любишь ли князя?
Евдокия задумчиво уставилась на свечу, не спеша отвечать.
— Дунечка, я думаю, что ты любишь его. Я видела, как ты на него смотрела, а он на тебя. Ты ни на кого больше так не смотришь, даже на моего Ванечку.
Боярышня благодарно улыбнулась будущей правительнице, но о своих чувствах к князю ей говорить не хотелось. Очень уж это было личным и казалось, что облачи она всё это в слова, то словно бы отщипнет кусочек сокровенного и бестолку рассеет в эфире. Зато романтические мысли Елены следовало направить в благотворное русло.
— Иван Иваныч — наследник, и ему отвечать перед богом за всех нас. Это тяжкая ноша, и если мне удастся хоть немного помочь ему, то я буду счастлива.
— Я тоже ему помогу! — живо откликнулась девочка.
— Молодец, — похвалила её Евдокия. — Если каждый понемногу поможет ему, то у всех нас всё будет замечательно. А теперь закрывай глазки и отдохни.
— Расскажи что-нибудь, а то сна ни в одном глазу…
— Расскажу тебе, как Василисе Микулишне пришлось мужа выручать. А в беду он попал потому, что болтал, не думая о том, что говорит, где и кому.
Евдокия неспешно рассказала сказку о Василисе, Ставре Годиновиче и князя киевском. На их примере она показала, как при помощи слов можно накликать беду или завести друзей. Оставляя замечтавшуюся Елену, боярышня сама предалась мечтам. У неё из головы не шел князь Юрий, и прогнать его не удалось даже во сне.
Следующий день запомнился только скукой. Первую половину дамы занимались собою, вторую блистали на пиру. Вновь были танцы, пение и игры. Евдокия успешно избегала музыкальный зал, чтобы её вновь не просили петь. Маленькая господарынька отсиживала уроки, и боярышня по возможности присутствовала, слушая, чему учат Елену.
Вечером перед сном Евдокия вышла во двор и наткнулась на Балашёва, наблюдавшего за тем пацаном, на которого она обратила его внимание. Кузьма никак не мог решиться подойти к нему и расспросить о родственниках. Дуня же была уверена, что у них общие корни. Удивленная нерешительностью много пережившего воина, она хотела сама подойти и расспросить отрока о семье, но в последний момент решила не вмешиваться и отправилась почивать.
На следующее утро Евдокия велела Илье послать гонца в монастырь, чтобы узнать, как идут дела у бабушки. Сама же прогулялась по городу… и на том её дела закончились. У Елены сегодня до полудня была латынь, и Евдокии туда не было хода из-за возражений по поводу слов учителя, что родной Елене (молдавский) язык только для быдла, а знать должна говорить на латыни. Слова Евдокии, что господарь Стефан ведёт деловую переписку и учёт на славянском языке, для учителя оказались несущественны. Он ещё и нажаловался на злую московитку. Евдокия временно отступила, раз отца Елены устраивало, что дочь учат пренебрегать собственным языком, но царевичу наябедничала.
Вечером вернулся гонец от бабушки и передал, что у неё всё хорошо.
— Люди идут к ней за лечением и наставлениями, — передал Илья. — Матушка Аграфена велела спросить, не придумала ли ты для монастыря дело, которое помогло бы им выжить.
Евдокия потерла лоб и призналась:
— Забыла.
Илья хмыкнул, вслух же осудил увиденное им во время поездки, и протянул:
— Нищета там.
Воин всем своим видом выразил негативное отношение к местным боярам, не сумевшим обустроить свои земли, и жителям, провожающих жадными взглядами добротно одетых русичей. Илья чуть было не потерял гонца из-за охочих до чужого добра людей, но хорошо откормленный конь унёс его от беды.
— Надо знакомиться с бытом, чтобы что-то придумать, а я здесь сижу, — пожаловалась боярышня.
Она попыталась вспомнить чем знамениты в будущем венгры, румыны и молдаване. Вроде бы их фишкой было вино, паприка и… лечо. Евдокия скуксилась, понимая, что с вином без неё разберутся, а сладкий (болгарский) перец появится после открытия Америки. Но раз обещала что-то придумать, то надо исполнять. Она поднялась и скомандовала: