— Ну почему же не имеем, в общих чертах знаем.
— Вот именно, что в общих чертах. Лука передал мне, чем дон соблазнял Евдокию, но сомнительно что-то. Библиотеки, тайны, жрецы… Чушь все это.
— Не скажи. В знаниях великая сила. Мы за последние годы своим трудом и умом многое узнали и смотри, как продвинулись. Ныне простой люд не о еде думает, а строит отдельные дома сыновьям, не прячась от налогов, да на храмы жертвует. Когда такое бывало? Лекарское дело опять же… — царевич замолчал.
— Надумал чего?
Иван Иваныч потер виски и пожаловался:
— У меня не укладывается в голове, что мы так оплошали с этим доном. Он у нас был в руках и, если бы не его слуга, — царевич стукнул кулаком о стену. — На теле Игнасио не осталось никаких ран, но он мертв. Как так? Что с ним сделал этот здоровяк? Почему он сам теперь в таком состоянии? Я ничего не понимаю!
— Может Евдокию спросить? Она мыслит как-то совсем по-другому.
— Спрошу, да толку то? Всё уже произошло! Ты мне скажи, не передумает ли Стефан отдавать дочь, если мы сейчас уедем? Он ищет поддержки против осман, мы же виляем и серебром откупаемся, а теперь и вовсе уехать должны.
— Как раз сейчас и отдаст. Если осман прорвётся к нему, то Елена окажется в гареме султана.
— Но он просит воинской помощи.
— Племяш, скажи честно: он просит или девочка?
Царевич смутился, но все же ответил:
— Ты не думай, я всё понимаю. Это политика, и римляне нам пример.
— Раз понимаешь, так чего спрашиваешь? Мы сюда столько злата-серебра привезли, что Стефан может целое войско наемников собрать.
— У него своё войско собрано…
Юрий Васильевич скептически хмыкнул, но продолжать эту тему не стал. Как бы Стефан ни старался, а в одиночку осман ему не одолеть. И никакие союзы не помогут, потому как все его соседи тянут в свою сторону. Брат Иван всё правильно делает, собирая земли в единый кулак, но как же медленно всё происходит!
Царевич и князь вновь молчали. Обоим хотелось домой, чтобы заняться домашними делами, но из-за быстро набирающих силу осман политический расклад вновь поменялся и с повседневностью придётся обождать. Затишье прервал стук в дверь.
— Чего ещё случилось? — спросил Иван Иваныч, увидев просунувшуюся голову своего телохранителя.
— Так там боярышня спрашивает, как князь себя чувствует. Переживает.
— Скажи обождать нас, — переглянувшись с Юрием, велел царевич. — Сейчас подойдем.
— Ага, передам.
Глава 23
Губы Евдокии жалостливо изогнулись, когда она увидела похудевшего князя. Князь предстал перед ней с очертившимися скулами, залегшими тенями вокруг глаз и заострившимся носом, ставшим похожим на клюв коршуна. Такие носы к старости совсем провисают, а если ещё бородавка вскочит, то вовсе баба-Яга будет, а не князь! Воображение боярышни быстро нарисовало ужасную картинку, и она зажмурилась.
— Евдокиюшка! — встревоженно позвал её Юрий Васильевич, делая шаг к ней, намереваясь закрыть от злого мира в своих объятиях.
Она подалась навстречу, затихла, уткнувшись в его грудь, а потом всхлипнула и, отпихивая его, спросила:
— Чего это слуга тебе свежую рубаху не дал? У меня аж в глазах режет.
— Дунь? — укоризненно позвал её царевич, но она шмыгнула носом и, достав платок, пояснила:
— В моей повозке пахнет травами, которые я взяла с собой на всякий случай. Сначала было приятно, а теперь на любой резкий запах из носа течёт... Сил моих уж нет, весь нос издергала, а не проходит…
Евдокия повернулась к Юрию Васильевичу и поклонившись, попросила прощения.
— Не прими мои слова в обиду! Стыжусь я сопливой ходить оттого и ворчу, — поднося платочек к носу, она высморкалась и постаралась незаметно спрятать его в рукаве. Настроение у неё было никакущее: из-за клопов в чужой постели она не выспалась, а ещё неизвестно, как сказалось на здоровье очередное похищение. Сейчас кажется, что всё обошлось, а завтра может паника перед лестницами появиться, потому что именно по лестнице её тащили, как мешок.
Евдокия мнительно прислушалась к себе, ища в себе затаившиеся последствия пережитого, но ничего не почувствовала, и это было даже обидно. Всё-таки творческие люди склонны к переживаниям, а с неё всё как с гуся вода…
— Дунь, ты какая-то сердитая, — заметил Иван Иваныч. — Случилось чего?
Боярышня всплеснула руками, намереваясь напомнить, что вчера случилось и даже синяки имеются, но её порыв быстро угас. Уж царевич сразу догадается, что не в волнении дело, а в клопах и недосыпе.