Ему почудилось, что высокий покровитель хитровато усмехнулся ему из потустороннего мира. Франческо ощутил прилив любви к этому человеку. Ведь его святейшество папа Иннокентий был единственным, кто понимал его. И всегда в него верил, и в благие, и в нелегкие дни, проявляя заботу о нем, как о родном сыне. И даже в этот час, когда все отвернулись от него, как от прокаженного, папа не оставил его, он протягивал ему руку, желая помочь в последний раз.
Не отрывая взора от меча, Франческо, ухватившись за подоконник, поднялся на ноги и, держась за край стола, стал продвигаться к изголовью кровати.
Стоило ему ощутить в руке приятную тяжесть оружия, как боль разом исчезла. До ушей Франческо и сейчас доносилась разноголосица гомонивших за окном птиц, но издевки в ней не было. Напротив, эти Божьи твари желали ему приятного и удачного нового дня.
Закрыв глаза, Франческо направил острие клинка себе в грудь. Будто снизошедший с небес ангел, к нему с улыбкой приближалась молодая светловолосая женщина. Такой красавицы не отыскать на холстах самого Микеланджело. Лицо ее просто очаровывало изящными чертами и привлекательностью, в них было воистину нечто неземное.
Он ощутил, как холодная сталь коснулась груди.
— Зачем? — шептал Франческо. — Зачем ты так поступила?
И в бездонном и черном, как сама Вселенная, отчаянии всем телом налег на меч.
29
Стоило ли произведение искусства такой жертвы?
Через небольшое окно мансарды в комнату прорывался призрачный свет нарождавшегося дня. Кларисса, сидя у постели Франческо, держала его за руку, и он, пожимая руку княгини, давал знать, что пока еще жив. Кларисса бессчетное число раз мечтала никогда не отпускать эту сильную и ласковую руку. На коленях у нее лежало сообщение, продиктованное Франческо минувшим днем и адресованное комиссару губернатора, в котором он внятно объяснял и логично обосновывал свое решение. Покончив с этим, Борромини принял последнее помазание. Кларисса снова и снова перечитывала эти строки, но смысл их так и не доходил до нее.
Откуда у него нашлись силы на написание этого документа? И что не давало ему сейчас умереть? Вздохнув, она сжала руку Франческо. Все в этом доме обвиняло ее, любой предмет утвари — свидетель его попытки свести счеты с жизнью. На полу темнела лужа запекшейся крови, уже успевшая въесться в половицы. Болтались оборванные занавески, в углу грудой было навалено окровавленное тряпье, которым срочно вызванный лекарь останавливал кровь, а подле кровати поблескивал меч. В воздухе по-прежнему стоял запах гари — единственное напоминание о рожденных и не появившихся на свет постройках Франческо, проекты которых он решил предать огню, чтобы другой уже никогда не смог их присвоить.
— Не плачьте… прошу вас…
Кларисса подняла взор. Только сейчас она поняла, что лицо ее было мокрым от слез. Кто это произнес? Неужели он? Княгиня склонилась к Борромини. На белизне подушки четко выделялся его заострившийся профиль. Щеки впали так, что выступившие скулы делали лицо почти неузнаваемым, почти гротескным. Впавшие глаза были прикрыты.
— Откуда вы знаете, что я плачу?
— Чувствую… по вашей руке.
Франческо умолк, ему было трудно говорить. Он и дышал-то едва-едва — грудная клетка оставалась почти неподвижной.
— Так… это вы? — лишенным интонации голосом осведомился Франческо, по-прежнему не открывая глаз. — Вы… отдали ему проект?
Кларисса ощутила, как ее охватывает отчаяние, но огромным усилием воли все же подавила подступившие слезы.
— Это был самый дерзкий ваш проект, лучшее, что вы создали, — вполголоса произнесла она в ответ. — И мир обязан был увидеть эту площадь. Чего бы это ни стоило. — Она ободряюще сжала его ладонь. — Вы можете простить меня?
— Моя жизнь… могла бы стать прекрасной… Возможно, я даже смог бы стать счастливым человеком, если бы… если бы на свете не было его.
Франческо попытался улыбнуться, сжимая в ответ ее руку, однако вместо улыбки вышла уродливая гримаса.
— Зависть моя праздников не знала… всю мою жизнь она преследовала меня.
— Тсс! Помолчите! Вам нельзя много говорить. Скоро будет лекарь, он каждый час осматривает вас.
— Теперь… уже скоро… — прошептал Франческо. — Боль… она такая ужасная… Времени совсем не остается… А нам еще надо столько обговорить… Есть ведь… еще один вопрос… И я должен знать… ответ на него…
Он не договорил, одышка вновь заставила его умолкнуть. Лицо Франческо подергивалось, исказилось судорогами, кашель усиливался, тело конвульсивно вздрагивало. В безмолвном ужасе, не в силах пошевелиться, Кларисса взирала на эту неравную борьбу со смертью. Франческо ценой тяжких мук вынужден был отвоевывать у незримого противника каждый вздох. Кашляя, он с хрипом втягивал в легкие очередную порцию воздуха и несколько мгновений спустя со свистом и шелестом выдыхал. Казалось, с каждым разом он пытался изгнать засевшего где-то внутри себя демона и всякий раз безуспешно. Но Франческо не сдавался. И если прежде он собрался расстаться со своей жизнью легко, выбросив ее, как поношенное, годами не снимаемое опостылевшее платье, к тому же тесное, то теперь, вцепившись в него изо всех сил, непостижимым образом таившихся в этом истерзанном теле, тщился уберечь, сохранить его, словно оно было единственным, что у него оставалось.
Что же заставляло его сейчас цепляться за остатки жизни? Что за вопрос мучил его?
Наконец приступ миновал. Прижав к груди подбородок, Франческо без сил рухнул на подушку, из груди его вырывалось сиплое, надсадное дыхание. Малейшее движение отнимало массу сил. Кларисса видела по его лицу, какую страшную боль он силится преодолеть. Поднявшись, она уложила его голову посредине подушки, чтобы ему было удобнее. Франческо безропотно подчинился.
Сознавал ли он, что она рядом?
Кларисса встала зажечь свечу и снова села у постели в ожидании, когда придет в норму его дыхание и вернутся силы. Франческо лежал перед ней, закрыв глаза, с бескровным лицом, будто человек из иного мира, скорее, привидение в тускловатых отблесках мерцавшей свечи. Как княгине хотелось, чтобы он сейчас раскрыл их.
Вдруг губы его зашевелились.
— Зачем?.. — прошептал он. — Зачем… вы так со мной… поступили?
Вот на какой вопрос желал он получить ответ, вот что не давало ему уснуть вечным сном. Кларисса набрала в легкие побольше воздуха. Она понимала, что от ответа не уйти, но что сказать ему? Как и чем оправдаться? Тем, что стремилась уберечь его замысел от забвения? Что желала бессмертия его гениальным идеям, его мастерству? Что его произведение куда ценнее его жизни? Чтобы, попав в рай, ему не пришлось бы проливать слезы? У нее в голове роились тысячи слов, фраз, обрывков разговоров, которые они вели много лет назад, еще в той, другой жизни, но какую бы она ни привела причину, все они казались ей теперь ничтожными перед неотвратимостью смерти.
— Потому что я люблю тебя, — неожиданно для себя произнесла Кларисса, все же твердо зная, что это единственно верный и правдивый ответ. — Вот поэтому так и поступила.
— Что… что вы сказали?
Франческо открыл глаза и с изумлением взглянул на княгиню.
— Да, Франческо, — повторила Кларисса и сжала его ладонь. — Я люблю тебя, уже много лет люблю.
В его темных глазах вспыхнул тот же огонь, который она впервые увидела в день, когда он показывал ей купол собора Святого Петра. Долгое время они молча смотрели друг на друга, и взгляд этот, казалось, слил воедино их души.
— Франческо, любимый мой, — шептала она.
Внезапно она ощутила позыв быть не просто рядом с ним, а настоящей, истинной близости, ей захотелось обнять, поцеловать его. Склонившись над Франческо, княгиня нежно, будто боясь ранить его, припала губами к холодеющим устам.
Миг, когда уста обоих слились в первом поцелуе, вырвал их из этого мира и этого времени. Ни одиночества, ни границ, их разделявших, более не существовало — они исчезли, сожженные неведомыми силами. Он был в ней, а она — в нем, оба сплавились в единое и огромное согласие.