— Все молодые джентльмены у нас в Англии, — рассказывала Кларисса, — совершают поездку на континент, почему бы и нам, женщинам, не попробовать? Мы ничуть не менее любопытны, чем мужчины, в том, что касается житья-бытья в мире! К тому же, сколько я себя помню, мать моя всегда грезила об Италии, о ее природе, городах, шедеврах искусства. Но больше всего о солнце Италии, которое здесь светит круглый год. Бедная мама! Она так и не смогла привыкнуть к английской погоде.
— Мы с твоей матерью были лучшими подругами, — напомнила Олимпия. — Боже, как же я ненавидела твоего отца за то, что он увез ее в Англию!
— Мне думается, и мама до сих пор его за это ненавидит, — улыбнулась Кларисса. — Зимой уж точно. Во всяком случае, именно она убедила его отпустить меня сюда. А когда Уильям, уже дважды побывавший в Италии, дал свое согласие сопровождать меня…
— …совершив непростительную ошибку, — мрачно перебил наставник, закатив глаза.
— …то отец мой в конце концов перестал упорствовать. Какой же это полезный инструмент, — резко переменила тему Кларисса, по примеру Олимпии нанизавшая на изящную серебряную вилку лежащие на тарелке кусочки жаркого, чтобы было удобнее разрезать их ножом. — Ничего подобного в Англии нет, мы вынуждены за столом призывать на выручку не всегда чистые руки, будто какие-нибудь варвары. Непременно куплю себе здесь пару дюжин перед отъездом домой.
— Нет нужды покупать, я просто подарю их тебе к свадьбе, — пообещала Олимпия. — Твоя мать писала мне, что она уже не за горами. Когда же?
Под испытующим взором Олимпии Кларисса вдруг посерьезнела.
— Свадьба? Когда я вернусь домой.
— Стало быть, как я понимаю, медлить с отъездом ты не намерена?
— Да, разумеется, донна Олимпия.
— Уже в третий раз напоминаю тебе, чтобы ты перестала меня называть донной и на вы! Но отчего ты так изменилась в лице, когда я спросила тебя насчет свадьбы? Похоже, ты не рада?
И снова этот строгий, испытующий взгляд, от которого Клариссе было явно не по себе. Может, взять да и выложить кузине правду? Хочется рассказать все как есть, вот только стоит ли? Ей явно достанется от Олимпии. Да и вообще они едва знают друг друга, собственно, это их первая встреча. Кларисса решила ограничиться полуправдой.
— Дело обстоит так, — начала она с вымученной улыбкой, — что я с удовольствием побыла бы здесь подольше. Ведь чтобы осмотреть все, что есть в Риме, понадобится не один год — древние развалины, церкви, картинные галереи, а я хочу посмотреть все-все! Кто знает, когда еще представится возможность выбраться сюда.
— А где вы собираетесь поселиться?
Впервые за вечер князь Памфилио Памфили, супруг Олимпии, вмешался в застольную беседу. Когда они переступили порог дворца, этот симпатичный и тщеславный человек едва удостоил Клариссу взглядом, а с начала ужина сидел, уткнувшись в тарелку, безмолвно поглощая еду, лишь время от времени с кислой миной вставляя скептическое замечание, будто ужин в обществе Клариссы и Уильяма был величайшим испытанием для его нервов.
— Я… я рассчитывала… — смешавшись под пронзительным взором князя, пролепетала Кларисса. Запас итальянских слов куда-то улетучился. Это что же, гостеприимство на римский манер? Если да, то от него предстояло отказаться! Откинув голову, она ответила на безупречном итальянском: — Думаю, что сниму пару комнат в городе. Вы не могли бы порекомендовать гостиницу, донна Олимпия?
— Гостиницу, мисс Уитенхэм? — недовольно переспросил Уильям. — А как же моя работа? — Крючковатый нос теперь уже смотрел на донну Олимпию. — Дело в том, синьора, что я — писатель и согласился на это обременительное путешествие исключительно ради возможности создать литературное произведение, которое с нетерпением ждут в образованных кругах Англии. «Путешествие по Италии с описанием и учетом всех многочисленных искусительных и манящих соблазнов и обольщений, каковые в этой стране встречаются».
— О том, чтобы оставаться здесь, не может быть и речи, — не дал ему договорить Памфили. — Незамужняя женщина, разъезжающая в мужском платье! — Князь неодобрительно покачал головой, метнув взгляд на Клариссу. — Надеюсь, вы умеете читать и писать, не так ли? Не сомневаюсь, что в Англии и женщин этому учат.
— А здесь разве нет? — вопросом на вопрос ответила Кларисса.
Олимпия нахмурилась:
— Ты хочешь сказать, что умеешь читать и писать?
На лице княгини отчетливо читалось изумление.
— Конечно, умею! — ответила Кларисса.
— Как мужчина? — Олимпия секунду помедлила, будто догадавшись о чем-то. — И что… по-итальянски тоже?
— А как же? Ведь я говорю по-итальянски. К тому же итальянский — это забавная перемена, произошедшая с латынью, — добавила Кларисса с торжествующим видом, повернувшись к князю, — а ей обучил меня Уильям, когда я еще была ребенком.
Лицо Олимпии осветила теплая, почти нежная улыбка.
— Ты мне так напоминаешь твою мать, — призналась она, ласково похлопывая Клариссу по руке. — И еще немножко меня саму в молодости. Мне хотелось бы стать для тебя старшей подругой, как когда-то твоя мать была для меня. Во всяком случае, ты останешься у нас. Здесь более трех десятков комнат, и хотя не в каждой из них можно жить, все же парочка для тебя сыщется.
— А паспорт? — поинтересовался Памфили. — Вы забыли, что вашей кузине воспрещено пребывание в Риме? Если английский посланник узнает, что она находится под кровом нашего дома, это может возыметь весьма неприятные последствия — в первую очередь для моего брата.
— Предоставьте заботу о вашем брате мне! — отрезала Олимпия. — Не сомневаюсь, что он ничего не будет иметь против. — Нет-нет, не перечь. — Олимпия не дала Клариссе и рта раскрыть, видя, что та уже собралась что-то возразить. — Семья — святое понятие для нас, римлян! К тому же, если мы, женщины, сами о себе не позаботимся, кто это сделает за нас? Когда я была молоденькой девушкой, меня хотели против моей воли отдать в монастырь; лишь то, что я сражалась как лев, и спасло меня — только потому Памфили и смог на мне жениться. На свое и на мое счастье, — добавила она, взяв на руки младенца, поднесенного ей кормилицей. — Не так ли, мой дорогой супруг?
Памфили снова мрачно уткнулся в тарелку с едой, а донна Олимпия принялась укачивать ребенка, что-то ласково нашептывая ему, и когда малыш заснул у нее на руках, стала покрывать его личико поцелуями.
Что за чудо эта женщина! Кларисса даже почувствовала себя виноватой, не сказав ей всей правды. Однако, отбросив в сторону мрачные мысли, девушка стала с отрадой и надеждой представлять, как будет проводить эти месяцы в Риме в обществе кузины. Они непременно подружатся! Клариссе достаточно было взглянуть на сидевшего с оскорбленным видом Памфили, чтобы окончательно поверить в это.
— Значит, решено? — еще раз обратилась к ней Олимпия. — Остаешься у нас?
— Да, досточтимая синьора, — ответил за девушку Уильям.
4
На строительной площадке собора Святого Петра — крупнейшей стройке Рима — работы замерли по случаю обеденной трапезы. Отложившие свой инструмент каменотесы и каменщики, отирая со лба пот, усаживались в боковом приделе громадного собора, чтобы там, в прохладе, закусить чем Бог послал. Среди них был и Франческо Кастелли, молодой каменотес из Ломбардии, в котомке которого вместо вина, хлеба и сыра лежали рисовальная доска и грифель.
— Эй, Микеланджело, что ты там малюешь?
— Нагих ангелов, разумеется, вон, смотрите, как глазеет, чистый святоша!
— Или Еву со змеем в обнимку?
— Нет-нет! Быть того не может — откуда ему знать, каково там, в раю!
Франческо не слышал колких фраз товарищей по работе. Пусть величают кем угодно, если им так уж хочется, пусть даже Микеланджело — он-то знает, что делает. Юноша использовал любую свободную минуту, в том числе и обеденный перерыв, для изучения архитектуры собора Святого Петра. Сосредоточенно и терпеливо выводил он колонны и арочные своды, стремясь проникнуть в тайну замысла создателя этого архитектурного шедевра — Божьего храма, Григорианской капеллы, где как раз находился сейчас Франческо, величественного купола, каменным небесным сводом возвышавшегося над средокрестием.