Великокняжеские воеводы были тоже озабоченны затягиванием осады. Ведь это создавало угрозу деблокирования крепости, так как никто не верил, что литвины оставят такие поражения без ответа. Для того чтобы не пропустить момент появления чужого войска, во все стороны были разосланы усиленные дозоры, а наиболее быстроходные струги мотались в Полоцк и обратно, узнавая, что слышно у тех. И все прекрасно понимали, что встречать литовскую армию лучше имея полностью покорённый Витебск за спиной. Потому к предложению витебского воеводы отнеслись со вниманием, но тут против горячо выступили братья Шуйские и их младший родич Барбашин. Они упирали на то, что нет чести государю принимать условия от тех, кто уже проиграл. Да и зачем на Руси нужны города основанные на чужих привелеях? В огонь всю эту писанину и готовить новый штурм. Петарды уже доставлены и жить защитникам осталось недолго.
Ободрённый наметившимся успехом, Василий Иванович согласился не принимать почётную сдачу от витеблян и наоборот, потребовал сдаться по всей воле государской. Поняв, что его уловка не удалась, Костевич велел готовиться к битве, втайне всё ещё надеясь на помощь извне.
Увы, его надеждам не удалось сбыться: на следующий день Витебск пал. Многие горожане, признанные защитниками крепости, были пленены и розданы боярам и дворянам в качестве холопов. Воевода Костевич стал пленником государя, а шляхтичи поменьше были поделены между воеводами. Хуже всего досталось купцам: их и ограбили подчистую, и приговорили к выселению на восточные рубежи. Никаких выездов в Литву, как это было под Смоленском, на этот раз не было: государь, подстрекаемый Шуйскими, прошлый урок усвоил на отлично.
Так что когда литовское войско всё же появилось, над Витебском и Полоцком развивались уже великокняжеские стяги.
Очередной военный совет, куда Андрей попал как всё тот же воевода судовой рати, собрался в покорённом Витебске в доме местного наместника. На сей раз решали, что делать дальше, и большинство воевод стояло за то, чтобы идти прямиком к Вильно и, как про себя пошутил князь, заканчивать войну на развалинах вражеской столицы. Нет, сам по себе план был неплохой, вот только в эйфории больших побед все как-то позабыли о том, что литвины не сидят на попе ровно, а собирают армию, куда обязательно возьмут польских наёмников. Да и вообще, зачем нам полевое сражение с непредсказуемым результатом? Андрей честно считал, что отсидеться по крепостям куда выгоднее. Пусть литвины мокнут в поле и тратят последние гроши из и без того пустой казны на дорогостоящих ляхов. Зато Полоцк, Витебск и Смоленск буквально нависнут над Вильно, заставляя её обитателей знатно понервничать. Этакое английское Fleet in being в сухопутном воспроизведении. И пусть гадают, откуда и куда в следующий раз русские нанесут удар.
Именно в подобном ключе он и высказался, когда дошла и его очередь. Укрепить гарнизоны захваченных крепостей, завести провизии и посмеяться над попытками врага вытянуть их в поле. А вместо похода вглубь литовского княжества лучше сильнее укрепиться на двинских берегах. Поставить или обновить крепости в Улле, Дисне и Дриссе, взяв тем самым под надзор весь путь от Витебска до Полоцка и от Полоцка до земель Ливонского ордена. К тому же Дрисса станет одномоментно и защитой от Браславля и угрозой ему же.
Государь, прекрасно понимая чьи интересы представляет молодой Барбашин, искоса поглядывал на Шуйского. Но тот лишь согласно кивал головой. Ещё бы, как всегда, всё уже давно было обговорено, продумано и согласованно. Немой с братом ещё меньше, чем сам Андрей были заинтересованы в том, чтобы их триумф оборвался какой-нибудь очередной Оршей. Тут уж лучше синица в руках, чем журавль (как возможная победа в полевом сражении) в небе.
О чём думал сам Василий Иванович, понять было трудно. Предположения, конечно, строили, но насколько они были верны, мог показать только вердикт, который вынесет сам государь. Андрей же в своих расчётах исходил из того, что Василий был ещё более осторожным человеком, чем даже его отец и кидаться в омут с головой в надежде на авось не в его правилах. Разумеется, это были изыскания не его самого, а историков, читанных им в прошлом, но другой информации у него не было, а всё наблюдение уже изнутри, так сказать, наводило на мысль, что историки были скорее правы. Так что князь решил рискнуть и теперь, как и все, с волнением ждал, что же скажет государь.