Причём Андрею тоже пришлось упаковывать шубу, благо не ту, что ему с государева плеча пожаловали, а другую. Эта шуба, хоть и была по-московски длиннополой, усыпанной позументами да жемчугом расшита и мехом оторочена, но шилась по особому заказу из тонких тканей. С виду вылитый русин, а на деле не так жарко. Да и костюмы, что дорожные, что парадные, тоже были пошиты тем же способом, ведь в Испании и зимой жарковато бывает. А потеть Андрей ну очень не любил.
Но, наконец, все приготовления были окончены, и в середине июня длинный поезд из чуть ли не сотни возов тронулся в путь. Граф де Конти, обласканный и одаренный сверх всякой меры, тоже добавил в эту извилистую ленту свои пять копеек в виде пары десятков возов, зато был весьма доволен итогами собственного посольства. Как политическими, так и экономическими. И даже долгий путь по русским дорогам его нисколько не пугал.
Длинный караван, скрипя колёсами, неспешно тащился от города до города, пока не докатился до Новгорода Великого, где и совершил остановку, дабы дать отдохнуть людям от дорожных тягостей.
Загнав возы с подарками под охрану дружинников Руссо-Балта, Андрей первым делом хорошо пропарился в баньке, а уже на следующий день встретился с Сильвестром, который ожидал его с кучей отчётов и кислым выражением лица.
— Судя по бумагам, дела идут просто превосходно. От купцов, желающих вступить в компанию, отбоя нет, да и разовые векселя, я смотрю, раскупают чуть ли не у печатного станка. Так отчего же лицо у тебя такое, будто заморских лимонов объелся?
— Колыванцы, — печально вздохнул Малой, потеребив бороду на подбородке.
— Что ещё?
— Магистр Ливонского ордена обратился к герцогу Шлезвига и Гольштейна Фридриху, которого пророчат на королевский трон Дании, с просьбой закрыть норвежские воды для нового морского пути, несущего угрозу их посреднической роли в нашей торговле.
— Ха, они считают Фридриха глупцом, что ли?
— Нет, конечно. Да и Фридриху сейчас явно не до норвежских дел. Но и король Польши, и городское собрание Гданьска тоже написали свои петиции. И в свете этого появление на северном пути пиратов наводит на не совсем хорошие мысли.
— Забудь, Сильвестр. Севером занимаются другие люди. Тем более там и условия торговли иные. Ту же пеньку в тюках возить северным маршрутом бесполезно, слишком дорог фрахт. Оправдывается только транспортировка готовых изделий из нее: веревок и канатов. Потому надо бы к Даниле отослать мастеров канатчиков, дабы налаживали там новое производство.
— С этим проблем не будет, я уже списался с ним и готовлю покрутчиков.
— Ну и добре, — усмехнулся Андрей. — А теперь вернёмся к Балтике. Что тебя тревожит?
— Колыванцы. Магистр, поняв, что датчане на его просьбы не реагируют, дал волю своим разбойникам. Которых с удовольствием привечает Колывань. Наших-то они не трогают, а вот тех, кто сам по себе предпринимает попытки самостоятельно добраться до рынков Европы, таких нарушителей их многолетней традиции жестоко карают. Товары и суда отбирают — и, считай, еще повезло, коли голова на плечах осталась! У Таракановых намедни три лодьи похолопили.
— И почему я узнаю это только сейчас? — брови Андрея съехались к переносице. Он уже один раз "объяснял" глупым чухонцам, что такое хорошо, но, похоже, ребятки позабыли полученный урок.
— Так по весне ходил в Колывань Володька Тараканов, как дьяк наместника. Посольство правил.
— И?
Сильвестр вздохнул.
Из его последующего рассказа выходило, что ревельский магистрат встретил богатого купца и по совместительству государева дьяка и посла весьма враждебно. А на людей, сопровождавших Тараканова, вообще в первый же день было совершено нападение и их довольно жестоко избили. Торжественного приема ему, как послу великого князя, тоже оказано не было. И, тем не менее, Тараканов продолжил свою миссию. Отчего горожане не успокоились и притащились большой толпой к дому, где остановился русский посол, осыпая его бранью. Сжимая кулаки и готовясь к смерти, Тараканов смело вышел на улицу, всем своим видом выказывая презрение к собравшейся черни. Но тут уж ревельским властям пришлось вмешаться в ход событий, так как убийство государева посла могло дорого отразиться на городе. Ибо баланс сил в регионе давно покачнулся отнюдь не в сторону Ордена. Так что подоспевшие стражники пресекли возможное кровопролитие.
Однако сами переговоры шли трудно. Тараканов прямо объявил, что государь приказал своему новгородскому наместнику послать его в Ревель, "дабы между нашим государем и великим князем и вашим магистром до окончания срока перемирной грамоты не происходили раздоры и кровопролития". Вот только ревельцам условия нового мира были явно не по нутру. Им хотелось жить как прежде, когда купцы с востока и с запада останавливались и торговали в их городе. И их абсолютно не устраивало Норовское — новый укрепленный порт русских, чьи склады были забиты бочками с ворванью и воском, плотными кипами пеньки, тюками с превосходным новгородским и псковским льном — лучшим в мире, как отзывались о нем даже сами европейцы. И им было бы много обиднее, если бы они знали, что в иной истории русским это вовсе не помогло перетянуть торговлю на свою землю, вот только ведал об этом лишь один человек в мире, и он явно не собирался подобной информацией делиться. Потому что построенный при Иване Грозном перед Ливонской войной порт так и не стал местом торговли, так как своего мореплавания к тому времени у русских уже почти не было, а заморские купцы довольно сильно боялись ревельских и шведских каперов, что не пропускали никого мимо своих городов. И только когда орден пал, а Нарва перешла в руки царя — тогда и началось знаменитое Нарвское плавание.