Нильс Фалькадл, кутаясь в тёплый плащ, был одним из тех соратников линчёпингского архиепископа, кто последним простился с ним на шведской земле. Хотя и не надеялся уже с ним увидеться. Ведь почти сразу после риксдага архиепископа бросили в тюрьму, лишив его замков и цитаделей, но вскоре король смилостивился и разрешил ему посетить с визитом Готланд. И вот Фальдкадл пришёл в порт, чтобы попрощаться с товарищем по борьбе, прекрасно зная, что Браск не собирался возвращаться обратно. И хотя тот предлагал ему ехать вместе с ним, но Нильс имел на этот счёт своё мнение. Да, он тоже здорово насолил королю своими воззваниями и не верил в то, что его минует чаша королевского гнева, но бежать он собирался не в Польшу, как архиепископ, а совсем в другую сторону. В Норвегию.
Потому как продолжающееся недовольство экономическим кризисом, новым налогом на Любек и начавшейся реформацией вызвало в Даларне очередное, уже второе по счёту, восстание, во главе которого встал некий Дальюнкерн, который приехал из Норвегии и выдал себя за Нильса Стенссона Стуре, сына Стена Стуре Младшего и Кристины Гилленштерны. Это известие, кстати, привело к неожиданной вражде между приходами Далек-Карла, которые оказались словно меж двух огней, разделенные между своей лояльностью королю и лояльностью семье Стуре. Чем и поспешил воспользоваться Густав, вызвав представителей повстанцев на переговоры в Уппсалу в мае 1527 года, а в дальнейшем поддерживал с ними постоянные контакты. Так что, не смотря на продолжающееся восстание, на риксдаге в Вестероссе присутствовало и несколько представителей из мятежной провинции. Отчего Дальюнкерн, поняв, что стопроцентной верности ему от даларнийцев не добиться, поспешил вернуться обратно в Норвегию, откуда и продолжил поддерживать повстанцев.
— И всё же, я вновь предлагаю тебе следовать со мной, — проговорил Браске, стоя возле деревянных сходен, что были перекинуты с пирса на корабль.
— Нет, — покачал головой Нильс. — Я не верю полякам. Думаешь слухи о сватовстве Густава к Ягеллонам пусты?
— Тем более нужно стремиться туда, — оставался непреклонным архиепископ. — Ягеллоны — католики и не отдадут свою дочь за еретика.
— В политике ради выгоды подчас на многое закрывают глаза, — вздохнул Фалькадл. — У Сигизмунда слишком плохой сосед, чтобы быть излишне разборчивым. К тому же Густав прямо не отрёкся от католичества.
— Но что Польше даст Густав? Швеция весьма небогатая страна с маленькой армией и по уши в долгах.
— Зато у Швеции есть Фалун, — не согласился Нильс. — А Фалун — это медь, которая идёт на пушки. У Швеции есть железо, без которого на современном поле боя нечего делать. Ну и в конце концов, у них обоих один и тот же грозный сосед — Рутения. Так что у Густава есть что предложить Сигизмунду.
— А этот Юноша из Даларны точно сын Стуре? Вообще-то утверждают, что настоящий Нильс умер и был похоронен в Упсальском соборе, да и его мать подтвердила эти слухи.
— Чего не сделаешь, чтобы спасти сына, — пожал плечами Фалькадл. — Лично я не верю в эти слова о его смерти. Подумай сам: сын прошлого правителя принят пажом при дворе — да я ломаной монеты не дам за то, что он не был постоянно под угрозой. Ведь сторонники старых порядков видели в нём своё знамя, а сторонники Густава — угрозу их новому статусу. Липовая смерть в данном случае лучший способ сохранить сыну жизнь.
— Вот только мальчик подрос и захотел править сам, — печально вздохнул архиепископ. — Но у него, в отличие от Густава, не нашлось богатых помощников. А король Стуре был бы для нашей веры куда лучшим кандидатом, чем король Густав.
— Трудно сказать, — не согласился Фалькадл. — Когда Густав сражался за трон, он тоже не посягал на имущество Церкви. Но в нашем случае это и вправду куда лучший вариант. Так что я поеду к нему и постараюсь помочь в меру своих сил. По крайней мере, когда меня поведут на плаху, я буду знать, что я сделал всё от меня зависящее. А если Стуре сядет на трон — получу хорошую должность при его дворе.
— Удачи тебе, Нильс, — вновь крепко обнял мужчину архиепископ. — Мне же пора, а то капитан уже злиться оттого, что мы упускаем хороший ветер.