И вот тут Кристиан сделал поистине гениальный ход. Норвегия была страной свободных бондов и немногочисленного дворянства. И вот чтобы привлечь основную массу норвежцев на свою сторону, он во всеуслышание заявил, что при норвежском дворе отныне все должны говорить по-норвежски. А ведь ещё в прошлом веке норвежские аристократы перестали пользоваться своим языком и принялись осваивать датский. Норвежский же язык постепенно вытеснялся из канцелярий, из деловой жизни и из литературы, а его основным хранителем в стране, как и самобытной культуры оставались главным образом именно крестьяне. Так что Кристиан вновь сделал ставку на простой люд и, судя по доходившим из Норвегии с оказиями новостям, тот поддержал его с огромным энтузиазмом.
Но это были ещё не все плохие новости, что будоражили Совет Ганзы.
В морях вновь объявился Северин Норби. Нет он, конечно, никуда и так не пропадал, просто, будучи изгнанным с Готланда, предложил свои услуги русскому царю, став, говорят, у того адмиралом. По крайней мере, его стяг видели на одном из кораблей, что участвовал в столь неудачном для Ганзы сражении у проливов. Кроме того, этот ушлый пройдоха, вспомнив старое и воспользовавшись ситуацией, сумел набрать себе в море кучу трофеев, оставив часть кораблей при этом себе. Так что теперь у него вновь имелся личный флот, который мог перебросить его на столь любимый им Готланд, где стены Висбю ещё не были исправлены после последней осады и так и сверкали свежезабитыми прорехами.
И эти страхи возникли не на пустом месте.
Кристиан, подмяв под себя Норвегию, продолжал делать ходы, которых от него никто не ожидал. На этот раз он вдруг заявил, что вместо дальнейшей борьбы готов подписать с Фредериком и Густавом "вечный мир", но при условии, что Сконе, Борнхольм и Готланд отойдут к норвежской короне. Исландию же он просто вынес за скобки, заявив, что это была земля норвежских королей и никакого права на неё у Дании при распаде унии не имеется.
Ну а поскольку Борнхольм был отдан Любеку в аренду на пятьдесят лет именно датчанами, то Кристиан прямо сказал, что проблемы Дании его, как норвежского монарха не интересуют. Если договор будет подписан, то Любек должен будет убраться с острова и получать оплату кредита с Дании любым другим способом. А Готланд при этом превращался бы в норвежское герцогство, и герцогом там Кристиан видел именно своего верного сторонника — Северина Норби, что не устраивало абсолютно никого, ну, кроме, наверное, рутенов, которым он служил. Про Сконе же с его ярмарками и плодородной землёй и вовсе говорить не стоило: отдавать её Кристиану — это значить чрезмерно усилить последнего. Впрочем, скорей всего тот на подобный расклад и рассчитывал, потому как Европу уже наводнили листки с памфлетами на то, что "жаждущий мира король Норвегии отринут подлыми купчишками и незаконно севшими с их помощью на датский и шведский трон изменниками". Причём не была забыта в них и религиозная составляющая, ведь, как писалось в листках, и Любек, и Дания, да и Швеция, пошли по пути лютеранской ереси, отчего и не приемлют предложения того, кто остался верен католическому учению. С учётом взрывоопасной ситуации в германских землях, это было довольно неприятным моментом. Как и призыв к императору выступить в возникшем споре третейским судьёй. Правда, благодаря османам, Карлу сейчас было не до каких-то скандинавских задворок, но ситуация ведь могла в любой момент перемениться. А Карл, это не только имперские войска, это ещё и Фуггеры с Вельзерами.
Кстати, о Фуггерах.
По весне до Любека дошли невнятные слухи, что поднявший восстание против их ставленника Густава некий Нильс Стуре обратился за финансовой помощью к этому семейству, обещая им за содействие Фалун и иные привилегии. Как в своё время обещал Кристиан, после чего Любек и поддержал Вазу.
Антон Фуггер, взявший после смерти Якоба дела в свои руки, показал себя достойным продолжателем дела своего дяди. Последовательно скупая, в счет долговых обязательств, шахту за шахтой в Европе, Фуггеры давно уже обеспечили себе практически монополию на добычу и переработку металлов, но Фалун был той морковкой, ради которой стоило рисковать. Правда, большую часть финансов семьи съедало начатое ещё покойным Якобом финансирование экспедиций Писсаро, но Антон сумел извернуться и нашёл свободный капитал, который и вложил в молодого претендента. Правда, как стало изветно значительно позже, большую надежду на успех восстания он не питал, но рассчитывал неплохо погреть руки во время фалунского неустроения. В результате почти оконченное восстание вспыхнуло с новой силой. Потому что малочисленному войску Густава, посланному в феврале, согласно вестеросским договорённостям, в Даларнэ, удалось схватить лишь часть вождей восставших, в то время как пусть и малая, но зато самая влиятельная их часть в это время находилась за горными перевалами и появилась обратно уже в окружении довольно многолюдных наёмных отрядов. Которые в двух сражениях одолели все посланные королём войска, после чего совершили быстрый марш по худым дорогам до Ботнического залива и взяли многострадальный Евле, только-только отошедший от погрома, устроенного ему когда-то рутенами. Таким образом, восставшие получили в свои руки удобный морской порт, который, кроме всего, был ещё и местом вывоза фалунской меди. Ну и который мог послужить базой для тех, кто будет готов оказать восставшим любую помощь.